Звонок Вэньцзин разбудил меня как раз в тот момент, когда мне спалось особенно сладко. Я перемещалась по всей кровати, переворачиваясь с одного бока на другой и потягиваясь, и мне казалось, что моя кровать это вся вселенная. На самом деле, моя кровать и вправду немаленькая. Вообще у меня есть только два любимых занятия – спать и смотреть кино, и если мне не дают поспать, когда я смертельно устала, то лучше уж пристрелите меня сразу, я даже спасибо скажу. Поэтому, само собой разумеется, свою кровать я сделала донельзя уютной; я даже как-то сказала маме, что в тот день, когда буду выходить замуж, кровать унесу на себе.
Поэтому звонок Вэньцзин меня очень расстроил. Во сне, разбитом на осколки ее звонком, я стояла одна в широком поле, держа в руках мисочку, а с небес с грохотом дождем сыпались монеты. Я стояла внизу, собирая деньги и радуясь, как ребенок. Поэтому мне казалось, что Вэньцзин преградила мне путь к богатству.
Я подняла трубку и сказала ей:
— Ты, блин, прям ненастье какое-то, опять мне денег не даешь заработать!
— Что, снова сочинительством занимаемся?
Я и вправду пишу, и благодаря госпоже Фортуне даже выпустила несколько книг, из-за чего теперь Вэньцзин каждый раз не упускает возможности поиздеваться надо мной. Похоже, в наше время пишущая молодежь стала явлением еще более редким, чем невинность.
Не ответив на вопрос, я сказала ей:
— Если тебе есть что сказать — говори, и я дальше спать пойду.
— Какое спать?! Ты и так уже толстая, как поросенок, а теперь еще и повадки стали соответствующие появляться! Уже пять вечера, это у тебя дневной сон или что вообще?
— Вот ты балаболка! Есть что сказать – так говори быстрее!
— Да так, ничего, просто хочу пойти с тобой поужинать вместе. Через полчаса буду у твоего подъезда.
Подъем, душ, приведение себя в порядок – годы жизни в университетском общежитии научили меня делать все это со скоростью солдата, только что прошедшего курс молодого бойца. Посмотрев на свое отражение в зеркале, я подумала, что кое в чем Вэньцзин все же была права: я растолстела, как свинья. Похоже, если я так и дальше буду спать, потеряв счет дням и ночам, то наспать еще пару десятков килограммов уже не кажется таким невозможным. Перед самым выходом я еще раз посмотрелась в зеркало и вдруг обнаружила, что опять похудела. Я сразу обрадовалась: оказалось, что лицо всего-навсего припухло во сне.
Когда я спустилась, Вэньцзин еще не было, и я с беззаботной радостью стала разглядывать вывешенные тетушками нашего двора стенгазеты, рассказывающие о подвигах передовиков труда: кто-то опять спас ребенка, оказавшегося на крыше, кто-то, не взяв ни гроша, почистил канализацию на благо народных масс. Мне сразу подумалось, куда ни кинешь взгляд, везде такие вещи происходят, почему же вокруг меня никакого движения? Месяц назад у нас тоже засорилась сточная труба, и тоже пришел сантехник, настоящий энтузиаст своего дела, готовый сделать все ради своего народа, улыбаясь при этом, подобно весеннему цветку… Как же ему не улыбаться, когда в каждой квартире ему дают по пятьдесят юаней[1] – у него уже рот от радости перекосило!
Пока я разглядывала газету, на такси подъехала Вэньцзин. Я так и не услышала шум машины, зато шум Вэньцзин я услышала очень хорошо. Машина остановилась рядом со мной, Вэньцзин открыла дверь. Её взгляд дёрнулся в мою сторону, но до меня так и не дошёл. Она выкрикнула всего одно слово: «Садись!»,— после чего продолжила свой бешеный треп с водителем. Сев в машину, я спросила у таксиста: «Вы что, родственники с ней?» Таксист, сильно смутившись, сказал: «Да что Вы! Просто у девчушки язычок хорошо подвешен!»
Что верно то верно. Вэньцзин, где бы ни оказалась, – везде та еще болтушка. Когда мама давала ей имя, она надеялась, что та будет поспокойней[2], но – человек предполагает, а Бог располагает. Впрочем, она мне нравится именно такая – всегда говорит все как есть. Больше всего я боюсь мрачных, угрюмых людей, которые сначала молчат всю дорогу, а потом ни с того ни с сего начинают вам улыбаться, у меня такая зловещая улыбка ревматические боли в коленях вызывает.
Впрочем, внешне что я, что Вэньцзин – настоящие представители образцовой коммунистической молодежи, "каждый день стремящиеся вверх"[3]. Ну а если мы захотим предстать настоящими леди – это вообще пара пустяков! Правда это как раз будет случай с чертями в тихом омуте. Как говорит Гу Сяобэй, парни, лишь завидев нашу фотографию, сразу начинают строить на нас планы, а познакомившись, удивляются, как им такое вообще могло придти в голову. А еще Вэньцзин жутко ненавидит жеманных девушек. Раньше, лишь завидев такую, она всегда говорила: «Малышка, ты чего в тихоню рядишься?»,— потом ей стало казаться, что так получается слишком похоже на ее собственное имя, и она, пугаясь такого родства, стала говорить: «Малышка, ты чего в девственницу рядишься?» Видимо, в ее глазах все женщины делятся на два типа: девственницы и не девственницы. С тех пор не было ни одной девчонки, которая перед нами вела бы себя жеманно. Правда эта чертовка один раз все же облажалась. Когда Вэньцзин в прошлый раз пошла с отцом в ресторан, в холле она увидела девочку, которая вела себя на редкость фальшиво. Вэньцзин тут же почувствовала прилив сил и выдала ей: «Отставляет мизинчик и девственницей рядится, а у самой лицо, как у зека. Посмотришь на тебя — сразу тошно становится!» Лицо той девчонки тут же вытянулось, как дыня, но что хуже – так это то, что она побежала жаловаться папику, а папик ее был тем, кто угощал в тот день. После этого отец Вэньцзин лишил ее денежного содержания на месяц. Ну а счета в банке у никогда ни о чем не думающей Вэньцзин, разумеется, не могло быть по определению. На второй день наказания она в праведном гневе прибежала ко мне жаловаться на жизнь. В конце она сказала: «Эта лохушка только и знает, как прятаться за спину старших, мы же с тобой не такие!». Только я услышала, что разговор идет куда-то не туда, и собралась было что-то сказать, как на меня обрушилась ее следующая фраза: «Ну вот, Линь Лань, в этом месяце ты будешь моей опорой и поддержкой». Как только я услышала это, у меня перед глазами сразу потемнело, я подумала о приглянувшейся мне теннисной ракетке, которая теперь уплывала все дальше от меня, грозясь заодно утащить за собой еще пару-тройку одежек. И весь следующий месяц Вэньцзин действительно с размахом обчищала меня.
