Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - [64]

«Айида Веддо!» – слышится чей-то зов, но это возглас, будто приглушённый от восторга. Над купальней густеет туман, в струях воды мелькают осколки солнечного света, вдоль панорамы водопада вздымается радуга. Семицветная богиня, ловкая и грациозная, пришла на свидание к своему возлюбленному. Айида Веддо или Радуга, готова к соитию со Змеем по имени Дамбалла – отцом водопадов и кладезем духовной мудрости. Чтобы впустить его в себя, довольно погружения на мелководье, и вот уже сотни фанатиков, одержимых его духом, скользят и извиваются среди мокрых камней.

Согласно легенде, вначале был один Великий Змей, чьи семь тысяч колец, распирая землю изнутри, не давали ей уйти в морскую бездну. В своё время Змей зашевелился, обволакивая по спирали своей зыбкой плотью пустующий космос. В космосе возникли планеты и звезды, и началось земное творение, наполняя эликсиром жизни извилистые потоки горных рек. Вулканическое пекло выстреливало в небо раскалённую лаву, которая, падая на землю в виде молний, заряжала волшебной энергией священные камни. Затем Змей улёгся по дневному маршруту солнца по небу, слившись с ним.

В складках змеиной кожи таился источник вечной жизни, который, хлынув с высоты, наполнил русла рек – колыбель человечества. Падение воды оземь высекло Радугу, которой тут же овладел гигантский Змей. Они сплелись от неба до неба. Плодом их соития было рождение духа, оживляющего кровь. У женщин она сочилась из груди в виде молока, а у мужчины проливалась в виде спермы. Змей и Радуга объяснили женщинам, что этому божьему дару надо повторяться раз в месяц, а мужчинам показали, куда его направлять для продолжения рода. А напоследок они обучили людей причащению кровью, чтобы те, усвоив премудрость Змея, стали подобны духам.

С точки зрения непосвящённого, в самом понятии одержимости есть нечто крайне неприятное, отталкивающее. Грубая и молниеносная, неоспоримая достоверность процесса, недоступного тем из нас, для кого эти боги чужие. Вид абсолютно вменяемого и респектабельного человека, вошедшего в контакт со сверхъестественным, внушает либо страх, либо недоверие, либо глубокую зависть. Психологи, пытавшиеся объяснить данный феномен с научной точки зрения, оказывались во власти чувств, перечисленных выше. Отсюда столько путаницы в их необоснованных умозаключениях. Во-первых, сама система взглядов водуниста содержит пункты, не поддающиеся научной трактовке. Например, вопрос – существуют ли духи, не принимает во внимания веру в них того, кто имеет опыт одержимости. Но с точки зрения посвящённого, или, если угодно, верующего, характерная для этого состояния потеря личности – не что иное, как божья благодать. Тем не менее эту потерю личности психолог квалифицирует как следствие «нервного срыва, с которым у человека нет сил справиться».

Один врач, светило гаитянской медицины, признавая, что одержимость возможна только в строгих рамках ритуала, однако же настаивал, что подобные случаи являются «следствием массовой психопатии в сельской местности, питаемой не личным или коллективным опытом, а генетически суеверной натурой гаитянского крестьянина. Нечто вроде “народного психоза” людей, вынужденных постоянно жить натужно, “на пределе сил”»[152]. Подобные высказывания можно услышать и от специалистов, сочувственно настроенных по отношению к культу водун. Доктор Жан Прис-Марс[153], один из первых симпатизантов этой религии в интеллектуальных кругах, считал одержимость формой поведения «некоторых неуравновешенных личностей с мифоманиакальной конституцией», поясняя последнюю как «сознательную патологическую склонность к сочинительству сказок и преданий».

Пустозвонство многословных пояснений становится очевидным, как только дело доходит до неопровержимых материальных явлений, сопутствующих одержимости. Признавая, что верующий водунист может погружать руки в кипяток без видимого ущерба для здоровья, другой уважаемый гаитянский медик замечает, что «туземцы без наркоза переносят болезненные операции, чьё зрелище повергнет в ужас цивилизованного человека»[154].

Потом он, в порядке излишне смелой гипотезы, вспоминает про пациентов психиатрических больниц, сжигавших себя живьём и не замечавших, как испепеляется их плоть. Забывая напомнить, что пламя, по многочисленным свидетельствам, не причиняет вреда одержимым.

Самое пагубное в этих околонаучных спекуляциях, это представление об одержимости как аномальном поведении, бесповоротно развенчанное антропологами (тем больше оснований им, а не психиатрам верить). Согласно одному этнографическому обзору, среди 488-ми обследованных ими племён, 360-ти знакома та или иная форма одержимости. В том числе и нашему обществу – под названием «транс». От дельфийских оракулов Древней Греции до шаманов дальнего Севера, одержимость духами считали рядовым явлением в ходе религиозной церемонии. И все-таки, результаты наблюдений антропологов, скорее доводы, чем выводы. Они точно описали феномен одержимости – преобразование отдельных аспектов человеческой души с последующим их объединением. Кроме того, они не ошиблись, подметив, что одержимость духами служит духовным катарсисом, целительным очищением души, но на более высоком социокультурном уровне.