Злобный леший, выйди вон! - [40]

В это время подошли еще несколько опричников. Они тоже несли честно награбленное имущество. Один из них рассказывал, как ударил промеж глаз мужика, что не хотел топор, с рукоятью резной отдать. Яков подошел к ним.

- Идите, еще несите. Мы с Елизаром погрузим сами.

Когда они остались одни Яков спросил:

- Елизар?

- Ау.

- О чем вы там с Яковом трепались на скамейке?

- Да ни о чем таком, Яков, ты же знаешь, - ответил тот.

«Ты же знаешь», Елизар использовал, когда не мог придумать, что сказать. Врать же он умел едва ли лучше ребенка, что только что научился говорить.

- И все-таки.

- Да я забыл уже честное слово. Ты же знаешь, Яков.

- Знаю, знаю. Голова ты дубовая.

Оставшийся день у опричников прошел в таком же духе. Приносили сундуки, нагружали лошадей, выпивали кружку пива и по новой. Чем больше пива они пили – тем меньше добра крестьянского отбиралось. Один опричник синий, словно небо, принес камень с огорода одной вдовушки. Конечно, его в тюк не положили. Яков решал вопросы с Бокучаром по поводу увеличившейся подати. Наместник все никак не хотел отдавать ту же долю, что и крестьяне, но у Якова имел в запасе железные аргументы, против которых Бокучар не пошел. Все отдал. Ни больше, ни меньше. Все как положено.  Еще Яков выпросил телегу одну у наместника, потому как на лошадей все не влезет, а им еще в Зеленый Яр ехать. Конечно, Бокучар спорил и конечно дал телегу, помня о железных аргументах Якова. Давыд все это время пил вино и пел старые песни:

Если вдруг грустит бандит,

И притих дев-и-и-и-чник,

Значит, кто-то за всем бдит

Значит сыт опр-и-и-и-чник!

Хоп-хей, хоп-хей!

Будет сыт опричник!

- Давыд! Собирайся. Скоро в путь, - крикнул ему кто-то из опричников с конюшни.

- Да, да. Мне прежде надо дело одно сделать, а то много пил сегодня. Погодите.

Давыд покачиваясь и морща лоб от головной боли, пошел за дом наместника. Там он, прежде чем сделать дела, кинул меч в траву. Оружие это, на котором имя его выбито, и ручка с камнями цветными, Давыд получил в награду за первый удачный поход. Забудь Давыд именной меч в траве за домом, ему бы пришлось за ним вернуться, как бы далеко они не уехали. Даже заумный Яков не поспорил бы. Вскоре Давыд присоединился к опричникам.

- Ну что друзья, как прошли сборы? Все собрали?

- Всё! – хором  прокричали опричники.

- А не обманываете? Себе ничего не прикарманили?

- Ничего, – снова хором, но уже не так смело, ответили они.

- Ну, боги вам будут судьями. Давайте еще по кружке выпьем и в путь.

- Хватит пить, Давыд, - сказал Яков, седлающий коня. – Мы и так задержались тут из-за твоего боя, да пока ты в себя пришел.

- Никак не могу понять, ты откуда такой правильный взялся, Яков?

- Сам знаешь, откуда.

- Да, знаю. Так что? Никто не ударится со мной кружкой?

Опричники посмотрели на Якова и не ничего не ответили.

- Да что вы на него смотрите все? Своих голов нет что ли? Если я прикажу, то все тут как свиньи нажретесь! Но я по-братски прошу. Пока что...

- Не в выпивке братство познается, - сказал Яков.

- Все. Начал сопли пускать. И вы хороши. Собаки этакие! Смотрите, как бы самосуд тут над вами не учинил за отступничество.

- Давыд.

- Ни слова больше! Я тебя слушаю, Яков, и мне спать сразу хочется. А откуда у нас тут телега?

- Бокучар дал, много подати везем.

- Я тогда тут устроюсь, если никто не будет возражать? – спросил Давыд, осматривая лица опричников. Не встретив возражений, он запрыгнул в телегу и улегся поверх дырявого ковра, который отобрали у кого-то из крестьян. Не успели опричники глазом моргнуть, как Давыд захрапел.

- Собираемся, собираемся! – кричал Яков. - Селиван, давай вяжи там покрепче. Фома, куда ты прешь? Кинь с Давыдом рядом. Елизар. А хотя, ничего. Делай, как знаешь. Все? По коням мужики.

Кони задвигали ушами, замотали головами, радостные, что, наконец, разомнут ноги. Коня, что покрепче запрягли в телегу, хозяин коня же сел на козлы. Так и тронулся княжий караван во главе с Давыдом, что спал позади, управляемый Яковом, что ехал впереди.

Спал Давыд или нет, сказать трудно. Храпел он взаправду, однако периодически приоткрывал глаза, чтобы оценить, как далеко они уехали. Когда опричники проехали поля и вышли на большую северную дорогу, он проснулся. Всю дорогу Давыд просто сидел, прислонившись к бортам телеги и ждал. Опричники потянули известную в том краю песню:

Золотишко золотцо, ты куда же покатилось?

Так на солнышке искрилось, и покинуло крыльцо.

Золотишко золотцо, отчего ты убежало?

Я с тобою бед не знаю, как нам вместе хорошо!

Яков подъехал к телеге и сказал Давыду:

- Думаю, нам лагерем встать придется. Что скажешь?

- Чего? – не расслышал он из-за хорового пения.

- Скоро ночь, а дорога через лес вести будет. Как ни юли, а до Зеленого Яра только через лес.

- Ты испугался что ли, Яков?

- Нет. Обычная осторожность. Надо бы бивак устроить. На въезде в лес. А утром проедем спокойно.

- Согласен. Скажи нашим, чтобы горланили потише, а то голова раскалывается.

- Еще бы.

- Я тебя прошу, не стой над душой, - сказал Давыд.

Яков уехал вперед и раздал приказы.

Раньше большак, что соединял Лысовку и Зеленый Яр, являющийся частью большого южного тракта, пролегал через необъятные, дикие, поросшие высокой травой и сорняками поля. Но с тех пор как Глухой Бор начал молчаливое завоевание,  дорогу со всех сторон окутал лес. Где-то она шла вдоль, где-то едва заходила в лес, но примерно на середине пути, дорога исчезала под аркадой темных крон. В таком вот месте закат застал опричников. Решено было встать лагерем и разжечь костер. Они прихватили немного запасов Бокучара, так что еды было море. Выпивки не было совсем. Яков проследил, чтобы никто ничего не взял. Он не следил лишь за Давыдом.