Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - [37]

Тома удивленно остановилась, не понимая, чего я хочу.

Глазам открылась гора костей, черепов и свалка полуразложившихся останков на входе. Трупный запах сбивал с ног. Дующий изнутри сквозняк окатывал тлетворной волной. Пальцы зажали нос, и я осилил несколько шагов внутрь по мерзкому, хрустящему под ногами тоннелю. Чуть-чуть пройти оказалось достаточно, чтоб выскочить обратно. Там, внутри пещеры, насколько хватало взгляда, все повторялось. Скелеты и свежие останки. Свежих мало, но вид и запах у них…

Вернувшись на воздух, я едва отдышался. Легкие горели. Кожа чесалась, хотелось срочно отмыться. Но.

Сквозняк. Изнутри. Я потянул мысль дальше.

Додумать не дали.

— Ррр! — донеслось издалека сзади.

Кто-то отбившийся от стаи искал соплеменников.

— Ррр! — громко откликнулся Невезун.

— Гр! — тихо и очень недовольно рыкнул Вдовец.

Невезун непонимающе поглядел на него и снова завопил, отвечая на зов:

— Рррр!!

— Эгегей! — Сверху на голос помчались сквозь мелкий лес узнавшие о нас загонщики.

Мы бросились обратно. По пути с нами пересекся еще один ошметок стаи, метавшийся без вожака, не понимая, куда бежать. Вместе рванули под гору, подальше от голосов. Нас стало полтора десятка.

— Давай спрячемся! — крикнула Тома на бегу. — Дождемся людей.

Вжжх. Вшшх-вшшх. Люди вновь приняли решение за нас, ответив множеством стрел. Будто прислушивались и специально делали вопреки.

— А-а! — Невезун споткнулся, взвыл. Из спины торчала стрела.

— Дай вытащу. — Я остановился помочь, но тот катался по земле и вопил.

Погоня приближалась. Вдовец подхватил Невезуна, который оправдал имя, и потащил на себе. Прыгнувшая вперед Пиявка запуталась в чем-то. Вслед за ней остановился, словно мошка, попавшая в паутину, маленький Второклашка. Оба дергались, орали, рычали, но сделать ничего не могли. Мы с Томой успели свернуть…

С земли взвилась и натянулась веревка, срывая что-то с деревьев. Сверху упала, обездвиживая, крупноячеистая паутина из тросов.

— Веревки! — Налитые радостью глаза Томы сияли новыми солнцами. — Наконец-то мы у людей! Освобождение!

Когда при мне так сильно оптимистят, занимаю противоположную позицию — чтоб сохранить трезвость ума и решений.

— Собираешься звать на помощь? — спросил я.

— Конечно! — взорвалась Тома. Солнца погасли, сверкнули молнии. — А ты нет? Будешь ждать стрелы или хочешь остаток жизни провести на карачках?

— Хочу посмотреть, кто наш будущий спаситель. Просто посмотреть.

— В любом случае — человек!

— Не спорю. Но какой.

— Цивилизованный! Вспомни рыбосушильни. Их построили. А рыбу — выловили! Чем-то, что сделали сами.

— Это обнадеживает, — согласился я.

Мне самому не терпелось. После стольких месяцев — к людям!

— Какой улов! — донесся ликующий человеческий голос.

Как же давно я не слышал чужих голосов — громких, спокойных, не боящихся своей человечности.

— Никогда не видел столько ровзов, — ответил изумленный второй.

— Люди! — прошептал я. — И говорят по-нашему!

Душа воспарила надеждой. Я вывернулся и посмотрел.

Таких людей видел только по телевизору. Налобники с вплетенными костями, ожерелья из чьих-то зубов. Каменные топоры, каменные наконечники стрел, простенькие луки. Одежда, если это можно назвать одеждой — два грубых куска ткани, спереди и сзади свисавших до середины бедер с веревочного пояса. И лица: полностью вымазанные белым и размалеванные поверху черным, похожие на мертвецов из кино. Из бронзового века мы попали в век каменный. Босые ступни дикарей переступали по острым камням и колючкам так же легко, как лапы человолков.

Тома побелела. На ее ошеломленный взгляд я ответил пожатием плеч. Как-то расхотелось раскрывать инкогнито.

— Выводи! — раздалась команда.

С нами не церемонились. По одному выпинывали ногами, при малейшем сопротивлении прикладывали топором по черепушке — несильно, но для вразумления хватало. Выпутавшуюся особь стреноживали веревками, опутывая все конечности с некоторым люфтом, чтоб семенить, но никак не бежать и тем более прыгать. Отдельно вязали шею, оставляя болтающийся конец, словно поводок у собаки.

Тома не могла больше терпеть. Меня проткнул умоляющий взгляд. Ничего хорошего стае плен не сулил. Собственно, выбора не было: идти нужно пусть к пещерным, но к людям. Они делают ткани, владеют оружием, ловят рыбу и зверье, подобное нам.

— Постойте! — громко сказал я, когда дошла очередь. — Среди этих зверей есть люди!

«Мертвецы» переглянулись:

— О, говорящий.

Второй равнодушно почесал затылок:

— Рассказывали, я не верил. Когда был последний?

— Давненько.

Они разговаривали, словно меня не существовало.

— Выпустите меня! — потребовал я, во избежание неприятностей говоря пока только о себе. — Кто у вас главный?

— Да, надо доложить, — задумчиво решил первый.

В этот момент второй тюкнул меня обухом топорика.

Встряхнув головой, я старательно фокусировал взгляд. Отключался, видимо, ненадолго. Меня уже связали, сейчас занимались Томой. Косясь на меня, она помалкивала.

Аборигены, представленные здесь только мужчинами, привязывали пойманных на пропущенные промеж ног и затем промеж рук длинные жерди, нанизывая, как бусы, по три-четыре в ряд. Меня тоже подвели к лежавшей жерди. Как всех, поставив на четвереньки, сзади просунули деревяшку под шею, намертво примотав свисавшим концом веревки. А я-то гадал, что за ошейник. Позади меня привязали Тому, за ней Смотрика. Последней — Пиявку. Раненых, что не могли двигаться, отделили. Невезун жалобно заскулил, снятый с плеча Вдовца.