Зимняя Чаща - [79]

В дверь залетает новый сноп искр.

Макс приближается ко мне, пристально смотрит на меня своими налитыми кровью глазами.

– Я не пытаюсь тебя обмануть, – говорю я. Но Макс протягивает свою руку и хватает меня за запястье.

– Откуда на самом деле у тебя мои часы? – настаивает он и так сильно сжимает мою руку, что у меня немеет кисть.

– Я тебе уже сказала, – отвечаю я, пытаясь вырвать свою руку. – Они были у Оливера.

Пальцы Макса еще глубже впиваются мне в кожу, он притягивает меня ближе к себе, и теперь его лицо оказывается всего в каких-то сантиметрах от моего.

– Ты лжешь, – хрипит Макс.

Не роняя книги заклинаний, я ухитряюсь с такой силой толкнуть Макса в подбородок, что заставляю отскочить от меня.

– Я не лгу, – зло говорю я, вырываю руку из его хватки и направляюсь к двери.

– Так они что… нашли его труп? – упавшим, безжизненным тоном спрашивает Макс.

– Что? – останавливаюсь я и оборачиваюсь назад.

– Ну, в озере, – Макс приподнимает свои белые брови с таким видом, будто это все проясняет. – Они обнаружили Оливера?

– Оливер не умер, – отвечаю я, чувствуя, как у меня во рту начинает скапливаться горечь.

С губ Макса слетает короткий смешок. Затем рот его распрямляется, Макс снова близко наклоняется ко мне, сдвинув брови и скрипя зубами.

– Я видел, как он провалился под лед, – верхняя губа Макса приподнимается в презрительной усмешке, ноздри его раздуваются.

– Трепло, – говорю я, но тем не менее хватаюсь за спинку обитого полосатой бело-синей тканью стула и сжимаю ее так, что у меня белеют костяшки пальцев. – Оливер не утонул.

Я не успеваю произнести эти слова, как комната вдруг начинает плыть, вращаться у меня перед глазами, а часы в моем кармане стучат все громче, громче, громче, и этот грохот пульсирующей болью отдается в моем черепе.

Один парень пропал. Один парень умер.

Так который из них?

Макс качает головой, что-то говорит, но его голос звучит слишком неразборчиво, слишком издалека, а мир вращается вокруг меня все быстрее, словно карусель, на которой тошнит и хочется сойти. Нужно выбираться из этого дома, а для этого нужно остановить бешено вращающиеся стены. Сделать это можно, сосредоточив взгляд на какой-то точке, и я, не отрываясь, смотрю на лежащего возле ножки дивана жучка. Мертвого. Такое ощущение, что меня разрывает на части, тонкие трещины бегут по моей коже – по моему панцирю. И как только первая такая трещина разойдется, я разлечусь на мелкие кусочки.

«Макс не умер той ночью, – предательски нашептывает мне мой разум. – Макс в озере не утонул».

– Да что с тобой такое, черт возьми? – говорит, повторяет не в первый раз, наверное, Макс. Его лицо я вижу не в фокусе – размытая линия волос, налитые кровью глаза, расплывшаяся жестокая ухмылка – но он по-прежнему слишком близко от меня, и я, сняв со стула свою руку, делаю шаг назад. Каким-то образом добредаю до открытой входной двери, чувствую липнущие к моей коже частички пепла. Такое ощущение, что мне уже никогда не смыть с себя этот пепел. Никогда не спастись от этого пламени.

Но тут кто-то появляется в дверном проеме, загораживая мне дорогу. Протягивает ко мне свои руки. Я вижу перед собой знакомые ярко-зеленые глаза и чувствую, как сжимаются, превращаясь в крохотные точечки, мои собственные зрачки.

Оливер.

Это Оливер стоит в двери.

Я подавляю рвущийся наружу странный испуганный всхлип и чувствую невероятное облегчение.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, судорожно хватая ртом воздух, заглатывая вместе с ним частички пепла, которые теперь попадут ко мне в легкие.

– Я пытался найти тебя, – с тревогой в голосе отвечает он. – Я видел огонь. Тебе нужно поскорее выбираться отсюда.

Оливер протягивает мне свою руку, но я не принимаю ее.

– А я подумала, что ты можешь оказаться здесь, – объясняю я. – В этом доме. Но…

«Но вместо тебя нашла здесь Макса», – мысленно продолжаю я, но не говорю вслух. Вновь оборачиваюсь лицом к Максу, Оливер тоже поднимает свой взгляд и впервые замечает Макса. Выражение лица Оливера моментально меняется, теперь на нем написан гнев, ненависть, злоба. Появляется складка, идущая вниз от виска до самого подбородка. Я хочу спросить Оливера, в чем дело, почему, увидев Макса, он пришел в такую ярость.

Но я снова перевожу взгляд на Макса.

– Я же говорила тебе, что он жив, – с трудом, словно сама не веря в это до конца, говорю я.

Лицо Макса разглаживается.

– Что? – бормочет он, переводя свой взгляд с меня на дверь.

– Ты лжешь, – говорю я. – Ты не видел, как утонул Оливер.

Макс нервно проводит руками по своим нечесаным грязным волосам.

– О чем ты толкуешь, дьявол тебя подери? – все сильнее приходя в ярость, выкрикивает он, обшаривая взглядом дверной проем, в котором стоит Оливер. – А ты действительно прибабахнутая, как все про тебя говорят, – с кислой ухмылкой добавляет он. – А еще говорят, что тебя нужно в психушку посадить, потому что ты слишком долго живешь среди этих лесов. За такое время у кого хочешь крыша поедет.

– Я не сумасшедшая, – хмуро отвечаю я, сожалея, что не могу придумать ничего лучше для ответа. Хоть бы этот проклятый дым в голове рассеялся, что ли. – Оливер не умер, – резко повторяю я, но, обернувшись, вижу, как изменилось выражение лица Оливера. Он больше не смотрит на Макса: он смотрит на меня, поджав губы, и глаза его полны невыразимой печали, к которой примешано чувство вины, сожаления и, пожалуй, даже жалости.