Зимний собор - [2]

Я не знала тогда, что я – Женщина, что я – Певчая Сила.

Мне икру покупали… блины пекли!.. Ночью – корку глодали…

Вот и вылились слезы, все вытекли, пока мы голодали…

Это после я билась и мучилась, била камни и сваи…

Я не знала, что – Райская Музыка, что – в Раю проживаю…

Что снега васильковые мартовские под крестами нечищеными –

Это Рай для хохочущей, маленькой, херувимочьей жизни…

Светлый Рай!.. – со свистками и дудками молодых хулиганов,

С рынка тетками, толстыми утками, – боты в виде наганов, –

С пристанями, шкатулками Царскими, где слюда ледохода, –

То ль в Хвалынское, а может, в Карское – твой фарватер, свобода!.. –

Рай в варенье, в тазу, в красных сливинах! В куржаке, как в кержацких

Кружевах!.. Рай в серебряных ливнях, Рай в пельменных босяцких!..

Майский Рай синих стекол надраенных!.. Яшмы луж под забором!..

Рай, где кошки поют за сараями – ах, архангельским хором!..

Ангелицы, и вы не безгрешные. В сердце – жадная жила.

Я не знала – орлом либо решкою! – где, когда – согрешила.

Где я сгрызла треклятое яблоко, в пыль и в сок изжевала!..

Где надела преступные яхонты, Зверя где целовала…

Мать завыла. Собака заплакала. Рвал отец волосенки.

Поднял Ангел свечу: оземь капала воском горьким и тонким.

Затрубили из облак громадные, несносимые звуки.

В грудь, в хребет ударяли – с парадного – костоломные руки.

И воздел Ангел меч окровяненный,

Как солдат, первым злом одурманенный,

“Вон!” – мечом указал мне:

На метель, острым рельсом израненную,

На кристаллы вокзалов.

Вот твой путь, сумасшедшая грешница. Вот повозка стальная.

Вот трясутся кровать и столешница на булыжниках Рая.

И заплакала я. И метелица била в ребра, как выстрел.

Жизнь, ты бисер! Ты килька, безделица! Черный жемчуг бурмистров!

Пиво в Райской канистре шоферичьей… Дай хоть им поторгую…

………………………………………………………………………………………………….

…об изгнаньи из Рая – без горечи

И без слез… – не могу я…

***

Я из кибитки утлой тела

Гляжу на бешено гудящий подо мной

Огромный мир, чужой. Я не успела

Побыть в нем шлюхой и женой.

А только побыла я танцовщицей

На золотых балах у голых королей;

А только побыла я в нем царицей

Своей любви,

Любви своей.

БЕГ

Останови! – Замучились вконец:

Хватаем воздух ртом, ноздрями,

С поклажей, чадами, – где мать, а где отец,

Где панихидных свечек пламя, –

По суховеям, по метелям хищных рельс,

По тракту, колее, по шляху, –

Прощанья нет, ведь времени в обрез! –

И ни бесстрашия, ни страха, –

Бежим, бежим…

Истоптана страна!

Ее хребет проломлен сапогами.

И во хрустальном зале ожиданья, где она,

Зареванная, спит, где под ногами –

Окурки, кошки, сироты, телег

Ремни, и чемоданы, и корзины, –

Кричу: останови, прерви сей Бег,

Перевяжи, рассекнув, пуповину!

Неужто не родимся никогда?!

Неужто – по заклятью ли, обету –

Одна осталась дикая беда:

Лететь, бежать, чадить по белу свету?!

Ползти ползком, и умирать ничком –

На стритах-авеню, куда бежали,

В морозной полночи меж Марсом и стожком,

Куда Макар телят гонял едва ли…

Беги, народ! Беги, покуда цел,

Покуда жив – за всей жратвою нищей,

За всеми песнями, что хрипло перепел

Под звездной люстрою барака и кладбища!

Беги – и в роддома и в детдома,

Хватай, пока не поздно, пацаняток,

Пока в безлюбье не скатил с ума,

Не выстыл весь – от маковки до пяток!

Кричу: останови!.. – Не удержать.

Лишь крылья кацавеек отлетают…

Беги, пока тебе дано бежать,

Пока следы поземка заметает.

И, прямо на меня, наперерез,

Скривяся на табло, как бы от боли,

Патлатая, баулы вперевес,

Малой – на локте, старший – при подоле,

Невидяще, задохнуто, темно,

Опаздывая, плача, проклиная…

Беги! Остановить не суждено.

До пропасти.

До счастия.

До края.

КЛАДОВКА

…Старый граф Борис Иваныч, гриб ты, высохший на нитке

Длинной жизни, – дай мне на ночь поглядеть твои открытки.

Буквой “ЯТЬ” и буквой “ФИТА” запряженные кареты –

У Царицы грудь открыта, Солнцем веера согреты…

Царский выезд на охоту… Царских дочек одеянья –

Перед тем тифозным годом, где – стрельба и подаянье…

Мать твоя в Стамбул сбежала – гроздьями свисали люди

С Корабля Всея Державы, чьи набухли кровью груди…

Беспризорник, вензель в ложке краденой, штрафная рота, –

Что, старик, глядишь сторожко в ночь, как бы зовешь кого-то?!

Царских дочек расстреляли. И Царицу закололи.

Ты в кладовке, в одеяле, держишь слезы барской боли –

Аметисты и гранаты, виноградины-кулоны –

Капли крови на распятых ротах, взводах, батальонах…

Старый граф! Борис Иваныч! Обменяй кольцо на пищу,

Расскажи мне сказку на ночь о Великом Царстве Нищих!

Почитай из толстой книжки, что из мертвых все воскреснут –

До хрипенья, до одышки, чтобы сердцу стало тесно!

В школе так нам не читают. Над богами там хохочут.

Нас цитатами пытают. Нас командами щекочут.

Почитай, Борис Иваныч, из пятнистой – в воске! – книжки…

Мы уйдем с тобою… за ночь… я – девчонка… ты – мальчишка…

Рыбу с лодки удишь ловко… Речь – французская… красивый…

А в открытую кладовку тянет с кухни керосином.

И меня ты укрываешь грубым, в космах, одеялом

И молитву мне читаешь, чтоб из мертвых – я – восстала.

***

Земля?!.. Вы кому расскажите.

А воля?!.. – пропита дотла.

В парче грязнобурые нити

Двуглавого вышьют орла.

А мы его ножичком вспорем

И выпорем золото лет.

А мы о Священном не спорим:

Ведь нынче Священного нет.