Зимний цветок - [61]

— Ее арестовали вчера ночью на перроне в Глазго, сразу после митинга. Полиция обращается с безупречной во всех отношениях женщиной как с обычной преступницей.

Мэри встряхнулась, как ощетинившаяся собака. У Виктории вертелся на языке вопрос о самочувствии, но и так становилось ясно: с женщиной происходит что-то странное. Виктория жалела, что рядом нет Марты или хотя бы Пруденс — та умела успокаивать плачущих детей, сохнущих от любви девиц и даже бешеных псов. Уж она бы знала, что делать с Мэри Ричардсон, чье возбуждение нарастало с каждой минутой.

— Они отняли у нас миссис Панкхёрст. Пришло время забрать у них что-то ценное взамен.

— Что?

— Не важно, не важно, — покачала головой Мэри. — Идемте со мной. — Она подхватила Викторию за руку, вывела из зала и дотащила до экспозиции испанских полотен. — Стойте здесь. Притворитесь, что рассматриваете Мадонну. По моему сигналу отвлеките внимание.

— Что?! — переспросила ничего не понимающая Виктория.

Но Мэри уже отошла. В животе Виктории образовался ледяной комок. Она стояла, где приказано, и боялась пошевелиться. Что задумала эта женщина? Девушке хотелось бежать, но ее будто приковало к месту. Она рассматривала Мадонну, словно от картины зависела ее жизнь. Краем глаза Виктория заметила, как Мэри достала из ридикюля блокнот для зарисовок и принялась делать наброски, передвигаясь по залу. Неподалеку сидели двое охранников и пристально наблюдали за входящими в помещение. У дверей служитель музея помогал посетителям советами. Мэри не обращала на них никакого внимания.

Виктория чувствовала себя глупо — наверняка ее неподвижная фигура бросалась в глаза, — но ноги словно приросли к полу. Девушка нахмурилась и прищурила глаза, будто внимательно изучая мазки на холсте. Лучше постараться выглядеть настоящей ценительницей искусства.

На лбу собирались капельки пота, икры свело от напряжения. Может, просто уйти, пока не поздно? Никто не свяжет ее присутствие с действиями Мэри, какую бы акцию протеста та ни замышляла. Но тут в памяти всплыли сказанные на ступенях музея слова — Мэри надеется на нее. Ноги Виктории задрожали, легким стало тесно в груди. О нет. Только не это.

Мэри поймала ее взгляд, кивнула и решительно направилась к одному из полотен. Виктории казалось, что время в комнате замедлилось. Женщина вытащила из рукава топор. Вот почему ранее она прижимала одну руку к телу!

Когда Виктория увидела топор, крик сам вырвался из груди. Охранники и служитель повернулись к ней, и тут зал наполнил звук разбитого стекла. Ничего не понимая, работники музея подняли головы к стеклянному куполу в центре потолка.

Виктория продолжала кричать. За спинами охранников Мэри как одержимая взмахивала топором, нанося удары по холсту с изображением Венеры.

Служители кинулись к Мэри. Один поскользнулся, но другому удалось вырвать топор. Виктория опомнилась и ринулась бежать. Поскользнувшийся охранник попытался исправить оплошность и вцепился в сообщницу, но Виктория вырвалась и кинулась к лестнице. Сзади кричала Мэри. Виктория бегом скатилась по ступеням. Впереди спасительным маяком покачивалась парадная дверь музея. Если повезет, снаружи можно затеряться в толпе.

Дышать становилось все сложнее. Ноги подкашивались, легкие сжимало стальным обручем.

За спиной кричали люди. Чьи-то руки грубо схватили ее.

— Вот она! Они вместе пришли!

Виктория открыла рот, чтобы заявить о своей невиновности: она не знала, что замышляет Мэри, и закричала только потому, что увидела топор, — но не выдавила ни звука. Перед глазами поплыли темные пятна, и все вокруг померкло.

* * *

Когда Виктория открыла глаза, царили сумерки. Она лежала на кровати, застеленной белыми простынями, в каморке настолько тесной, что могла одновременно дотронуться до противоположных стен, не вставая с постели. Сильный запах камфары и хлорки не мог перебить въевшуюся вонь от мочи.

Определенно это не дом. Дверь открылась, и Виктория зажмурилась, как ребенок, который боится заглянуть под родительскую кровать — вдруг там притаились чудовища.

— Она еще без сознания, — произнес женский голос.

— Ей крупно повезло. Могла бы умереть. Я еще ни разу не видел, чтобы кто-то так боролся за каждый вздох, — ответил мужчина. — Больше я ничего не могу для нее сделать. Сообщите надзирательнице, когда пациентка придет в себя.

Надзирательнице?

— Обязательно, доктор.

Дверь снова захлопнулась, следом раздался безошибочный звук запираемого замка. Виктория распахнула глаза и попыталась сесть, но тут же поняла, что ее рука прикована наручником к стальному изголовью кровати. Виктория непонимающе уставилась на наручник, изо рта невольно вырвался крик. Загремел ключ, и в комнату ворвалась женщина в накрахмаленном белом чепце. За ее спиной стоял мужчина в грязном белом халате.

— Что случилось? — встревоженно спросила сиделка.

— Заставьте ее замолчать. Иначе снова доведет себя до приступа, — приказал врач.

Женщина с силой ударила Викторию по щеке. Крик прервался, и девушка в ужасе отшатнулась:

— Вы меня ударили.

— Да. И если будешь кричать, ударю еще.

Непокорность и страх взяли верх над разумом. Виктория открыла рот и разразилась оглушительным криком, брыкалась, пока доктор не ворвался в комнату и не наградил ее двумя пощечинами. Мужчина снова занес руку, когда вернулась сиделка со стеклянным флаконом и тряпкой.