Но все же небрежным письмом вновь назначу
Свиданье…
Н. Львова
Санкт-Петербург, январь 1818 года
— Вы слышали новость?
— Нет, а что?
— Младшая дочь Любови Матвеевны Загорской выходит замуж.
— Как? Прежде старшей?
— Представьте себе! Но какой скандал! Ведь молодой человек считался женихом Софьи Николаевны.
— А женится на Юлии Николаевне.
— Каково! Но их мать?..
— Их мать всегда благоволила к младшей и предпочитала ее старшей дочери.
— Бедная Софи…
— Отнюдь! Избавиться от такого ничтожества, как Павел Петрович… Я доподлинно знаю, что он просил руки Софьи Николаевны, но ее мать…
Тут одна из говорящих дам склонилась к другой и прямо в самое ухо ей шепнула:
— Ее мать отказала наотрез, заявив, что, хотя Павел Петрович ей и нравится, но ежели он хочет быть ее зятем, то пусть женится на младшей в обход Софьи…
— А что же Юлия?
— Ну! Той замуж да лишь бы за кого! Впрочем, Павел Петрович хорош собой, богат, со связями, делает карьеру…
— Но обойти сестру… Да еще в таком деле… А как же Софи?
— Софи! Она горда! И слова не скажет, но я знаю, что…
И дамы продолжили сплетничать, благо момент для этого был самый подходящий…
Что же это было за событие, которое две приятельницы так оживленно и с сочувствием обсуждали? О! Об этом странном событии вот уже целую неделю сплетничали во всех петербургских гостиных.
Любовь Матвеевна Загорская, богатая вдова, известная в свете, имела двух дочерей на выданье. Старшую — Софью Николаевну, и младшую — Юлию Николаевну.
Софье уж было двадцать два года и ее, по всем понятиям, давно следовало выдать замуж. И уж ежели посватался к ней жених, то как можно было ему отказывать? Если бы Софья была нехороша собой или имела какой-нибудь существенный недостаток во внешности, эти слова могли показаться справедливыми, но это было не так…
Девушка была красива, хотя и не так, чтобы быть записной красавицей. Лицо ее не было идеально. Нос, пожалуй, вовсе не греческий, а изгиб губ и прочие черты совсем не классические. Но большие выразительные глаза, вьющиеся русые кудри, живая речь и простая манера держать себя, без вычурности и затей, все это невольно располагало к ней всякого, будь то мужчина или женщина.
К тому же была она и мила, и грациозна, блестяще танцевала, умела поддержать любую беседу. О ней говорили, что она ко всем своим достоинствам еще и умна, и это было правдой! Но женихов у нее не было. Конечно, поклонники увивались вокруг Софьи. Но ни один еще не приглянулся ей настолько, чтобы она со всем своим чистым сердцем и открытой душой могла сказать, «люблю» и отдать ему и руку, и сердце. Оттого и не была Софья до сих пор просватана, потому что умела сразу дать понять свое нерасположение к тому или иному молодому человеку. Ну а претенденты были настолько нерешительны, что после Софьиной холодной отповеди к маменьке ее за поддержкой и за участием не шли.
Младшая сестра ее — Юлия — была девушкой совсем в другом роде. Ей только исполнилось восемнадцать лет. Лицо ее было бело и отличалось той картинной красотой, что так любят изображать художники в книгах, рисуя идеальных дев. Волосы ее были черны, щеки бледны, а губы алы. Весь вид ее был приторно-сладок, но как мухи летят на мед, так и мужчины слетались на ее красоту. Если Софья брала обаянием, то Юлия отличалась прекрасным, невозмутимым и несколько пустоватым лицом. Один поэт живописал красоту Юлии, сравнив ее с идеальной статуей. В том же стихотворении он, однако, рискнул заметить, что холоду мрамора и «равнодушию богини» он, пожалуй, предпочтет живость ума и свет души ее сестрицы, которую в том же стихотворении он сравнил с «цветком не ярким», но все же «с природой данным обаяньем и солнцем даренным теплом». Стих сей, разумеется, не понравился ни Юлии, ни Любови Матвеевне, и дерзкий поэт был отлучен от дома Загорских. Но это меткое сравнение все же попало в гостиные и прославило поэта как меткого наблюдателя.
Но мать, бесспорно, больше любила младшую. Юлия олицетворяла для нее собственную молодость. Юлии пророчила она счастливое будущее. Для нее искала блестящую и выгодную партию.
Когда на одном из вечеров им был представлен князь Павел Петрович Пронский, единственный сын и богатый наследник тысячного состояния, то Любови Матвеевне он показался самым подходящим женихом для дочери. Когда же Загорская заметила, что предпочтение он отдает старшей из дочерей, очарованный ее манерой и прелестью, то она постаралась во что бы то ни стало привлечь его внимание к Юлии. Вскоре стало известно, что и Софья влюблена. Ей было жаль Софью, но ее материнский расчет строился в пользу Юлии.
Однако все вышло не совсем так, как сплетничали в светских гостиных. Князь Пронский не объяснялся с Софьей и не просил ее руки. Девушка, увлеченная молодым человеком, ответила бы ему согласием, признавшись в своих чувствах, но князь медлил с решительным словом.
В то же самое время Юлия, так же как и сестра, поддавшись обаянию лучистой улыбки, приятной наружности и светскому обхождению молодого князя, тоже увлеклась им. И когда, открывшись матери, она поняла, что желания их совпадают, заветной мечтой Юлии стало услышать признание в любви от Павла Петровича.
