Зима с Франсуа Вийоном - [26]

— А как Вийон выглядел? — спросил Жан-Мишель.

— Да обыкновенно… росту среднего, тощий, бледный, одет худо, как проходимец… Мне особенно глаза его запомнились, как сейчас их вижу — серые, быстрые, смешливые… А как рассердится, у него сразу глаза темнеют, сам весь подбирается, начинает горячиться, спорить, руками махать, — хотя ему бы тихо сидеть, с его-то здоровьем… Я ему всё повторял, что тебе, мол, лечиться надо, вон как ты кашляешь по ночам — стены трясутся… А он опять за своё, мне, говорит, главное — написать всё, что я хочу, а там — как Бог даст… Он и в тюрьме писал. Я думал, он после того допроса пролежит пластом до самой виселицы, а он, едва смог сидеть, потребовал бумаги и чернил… Ну, принёс я ему. А писал он ловко, быстро так! Сперва подал апелляцию, а потом начал стихи сочинять, одно за другим… Я ему не мешал, молча глядел — раньше-то никогда не видел, как стихи пишут… А вот руки у него были, как у знатных. Я, помню, всё на них удивлялся, даже спросил его однажды, откуда у тебя такие красивые пальцы, длинные, тонкие, — ты же безродный совсем.

— А он что?

— Да ничего, плечами пожал… Я его понять не мог — то молчит, разговаривать не хочет, смотрю — глаза красные, чуть не плачет. Что случилось, спрашиваю? А он отвечает, что мать свою вспомнил, жалко её, говорит… Я ему — ты лучше себя пожалей, тебе один шаг до виселицы… Иной раз вспылит на ровном месте да раскричится, а иногда болтает, рассказывает всякие истории, как будто не в тюрьме сидит, а в таверне с друзьями… Посмеяться он любил, хе-хе… Ну вот, подал он эту свою апелляцию, и его помиловали. Когда пришёл ответ, он так обрадовался! Ну что, говорит, Гарнье, съел? И смеётся, на меня глядя, — кто мне, мол, виселицей грозился, не ты ли? И где она? Помиловали меня! Но ты, говорит, человек добрый, потому я тебе стихи написал. И прочитал мне ту балладу… Я ему говорю — спасибо, складно вышло, мне ещё стихов не писали. А тебя, бедолагу, говорю, всё равно повесят, коли ты стихи эти сочинять не бросишь. От них все твои беды, попомни моё слово! Без них ты, может, со временем и научился бы жить, как все… А он мне отвечает — не могу я по-другому жить, не умею! Я, говорит, один во всей Франции такие стихи умею писать и хочу умереть поэтом, а сколько мне ещё жить осталось и где я встречу смерть — это уж пускай Бог распоряжается. Всё равно, говорит, стихи мои надолго меня переживут… Я тогда только посмеялся над ним. А сейчас, выходит, он правду сказал… Я такого не ожидал… Так вот, значит, получил я приказ да отпустил его. Он меня обнял на прощанье и ушёл из тюрьмы. По новому приговору, который ему вынесли взамен виселицы, его выгнали из Парижа на десять лет. Вот, с тех пор я о нём и не слыхал… Он, поди, давно уже помер, мир его праху, — вздохнул старик и перекрестился.

— А про свою жизнь он вам рассказывал что-нибудь? — Анри подлил старику ещё вина и от нетерпения подался вперёд.

— Рассказывал немного. Что скитался и много всякого повидал. Про детство своё вспоминал… Говорит, вся семья Монкорбье была бедной, но честной, и отец его, и дед… И я, говорит, тоже своей бедности не стыжусь, пусть и тяжело с ней… Он же на самом деле Монкорбье, Вийон — это приёмного отца фамилия. Но, говорит, я свои стихи так подписываю и везде зовусь Вийоном, мне эта фамилия счастье приносит. Да уж, счастье, — фыркнул Гарнье. — Я спросил у него, где он сидел раньше. Видно ведь было, что сидел… А он принялся рассказывать, что несколько лет бродил по Франции, одно время даже с какими-то жонглёрами скитался. Ну и сидел не раз, чего уж там. Я спросил за что — а он сказал, за острый язык, за шалости, за то, что не дурак был выпить, да за невезение своё… А хуже всего ему пришлось в Мен-сюр-Луар, в подземелье епископа д’Оссиньи.

— А что там вышло между ними, не помните? — спросил Жан-Мишель.

— Да всё то же, из-за стихов Вийон пострадал да из-за дерзкого нрава своего. Говорил, что его обвинили в краже и арестовали, хотя он ничего не крал. Недоразумение там какое-то вышло, приняли его по ошибке за бродягу-вора… Вийон сказал, что, если бы не епископ этот, с ним бы за два дня разобрались да отпустили на свободу. А епископу Вийон не понравился дерзостью своей да смелыми речами. Над стихами епископа Вийон посмеялся, так я понял… У епископа власть большая в тех краях — ну он и бросил Вийона в подземелье своего замка, у него там тюрьма была устроена… заковал в железо и продержал в подземной камере на хлебе и воде целое лето. Вийон говорил, всё добивался признания от него.

— Какого признания?

— Да я сам не понял толком какого, — ответил старик Гарнье. — Началось-то всё с кражи, но Вийон её отрицал — стало быть, епископ глубже копать начал… Стихи Вийона-то епископу вроде как нравились, но епископ услышал, что Вийон о его стихах нелестно отзывался… А д’Оссиньи человек мстительный… Ну и взялся за Вийона, всю душу вытряс, и на дыбу его вздёргивал, и огнём жёг, и голодом морил. Добивался признания, что стихи его от дьявола, а не от Бога, и вера у него, значит, никакая не вера, а ересь… Если бы Вийон про дьявола сознался, с ним бы понятно, что стало. Епископ к тому и гнул… И про веру его на дыбе расспрашивал, и про стихи, и про жизнь… Я Вийону говорил, как ты пытки-то выдержал, ты же хилый совсем, тебя пальцем тронь — и рассыплешься! А он отвечает — и сам не понимаю… Меня, говорит, так возмутила эта несправедливость, что я чудом продержался, Бог помог. Правда, потом худо было, когда всё кончилось, — чуть не помер там в цепях, в подземелье в этом… Но я и там, говорит, стихи писал, — Гарнье укоризненно покачал головой, глотнул вина и прибавил: — Я-то думаю, этот епископ просто обуздать Вийона хотел, чтобы тот перед ним смирился, перестал рассуждать да нрав свой показывать. Чтобы вёл себя, как принято в его положении, — кланялся да помалкивал… Ну, Вийон думал, сгноит его совсем этот епископ в своей тюрьме. Писал друзьям, и стихами, и просто так, просил его вытащить, да без толку… А тогда как раз взошёл на престол Людовик XI, проезжал через Мен да приказал освободить всех узников — ну и Вийон тогда вышел, повезло ему в конце концов… Но здоровье своё он в тюрьме оставил. Как только выжил, непонятно…