Зигги Стардаст и я - [35]
– Время, – говорю я, глядя на него сверху вниз. – Я не уйду. Мне некуда идти. Без меня ты даже не будешь существовать.
Уэб запрыгивает на стол.
– Нет! – вопит он. Пара девчонок вскакивает с мест. – Тебе не дозволено быть здесь!
Та-да-ДАМММММММ.
– У меня нет выбора! – ору я в ответ.
ШМЯК: он притворно бьет меня по лицу, и я сваливаюсь со стола, приземляясь на пол на все четыре конечности в позе, достойной Человека-Паука. Слышу, как стулья скрипят по линолеуму, зрители вскакивают, чтобы лучше видеть происходящее.
Да-да-ДАМММММММ кл-клок, кл-клок, кл-клок, набирает мощь музыка.
Он поднимает руки.
– Уходи! Сейчас же! Тебе не пережить это время!
Вскакиваю на ноги.
– Я не уйду! Если ты не примешь меня, то однажды умрешь ты! – Двумя взмахами рук размазываю изображение голубой Земли на его груди так, что оно становится похожим на разбрызганное стертое сердце…
Меня пронзает разряд. На миг вываливаюсь из своей придуманной шкуры в настоящую. НЕТ! Не сейчас, не сейчас, не сейчас. Закрываю глаза и делаю вдох, прежде чем снова открыть их, глядя в его глаза. Фазеры, включенные в режим «оглушить»[45].
– Я НЕ УЙДУ! – кричу, опять влезая в шкуру Зигги. – Ты должен принять меня, чтобы мы оба выжили! Принять меня таким, КАКОВ Я ЕСТЬ!
Снова запрыгиваю на стол и распахиваю кимоно одним стремительным движением, взметнув его над нашими головами, после чего оно изящно планирует на пол. Моя грудь покрыта той же золотой сверкающей звездной пылью, что и лоб.
Аудитория снова ахает.
– Я не знаю, как это сделать, – говорит он.
Я хватаю его за сжатые кулаки.
– Мы должны увидеть друг в друге тех, кто мы есть на самом деле! Вне рамок этой формы! Это единственный способ.
Кл-клок, кл-клок, кл-клок постепенно стихает.
Класс заполняет тишина.
Потом:
– Ты прав, – говорит он, голос его чуть громче шепота. – Преодолеем пространство, и все, что у нас останется, – это Здесь.
– Преодолеем время, и все, что у нас останется, – это Сейчас, – вторю ему я.
– А Здесь и Сейчас – это место, где живет Любовь, – говорим мы хором.
Мы смотрим друг другу в глаза, словно остались единственными людьми в классе, единственными людьми во вселенной.
Потом он произносит, тихо-тихо:
– Я тебя вижу.
– Я тебя вижу…
И пару секунд стоим неподвижно. Я ничего не слышу, не вижу никого другого.
Только Уэб и я, дышим…
Наши руки переплетаются. Мы медленно втягиваемся в этакое инь-янское объятие, стоя на столе в классе мистера Дулика, полном сломанных людей, в сломанном маленьком Крев-Кёр, который находится посреди сломанной страны, дрейфующей на сломанной планете, которая вращается посреди Солнечной системы, существующей в Галактике посреди базиллиона[46] других систем вне пространства и времени…
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Его грудь скользит по моей, его пот растапливает нескончаемые иголочки, последствия моих процедур, точно так же, как тем вечером их растворяли дождевые капли. Его сердце тоже бьется так сильно и быстро, что я не могу понять, какое из них на самом деле мое.
Вновь соскальзываю в собственную шкуру. Отстраняюсь от него и складываю руки на груди. На какой-то миг я уверен, что на самом деле остановил время: у всех застывшие лица.
Потом:
– Педики! – Скотти разбивает тишину своим мерзким ублюдочным-подвид-подростковым голосом.
Пара Обезьян ухмыляется.
Я чувствую, как рядом со мной напрягается Уэб. Иисусе, только не сейчас! Динамитная шашка подожжена, шнур искрит. Я хватаю его за руку как раз в тот момент, когда в дальнем конце класса вскакивает Дулик, бешено аплодируя. И бежит к нам по проходу. Старла смотрит на меня с нечитаемым выражением – то ли лучик любви, то ли не-пойми-что-такое – как тогда, когда говорила, что уезжает на все лето.
– Это было… я просто не знаю… – выдыхает Дулик. – Не могу найти слов… Это было…
– По-гейски? – подсказывает Скотти. Обезьяны довольно порыкивают. Фитиль Уэба догорает до взрывчатки. У меня сводит желудок.
– Это было просто… запредельно, друзья! Феерически. Невиданно. О**ительно запредельно!
А вот это заставляет замолчать даже Обезьян. Дулик НИКОГДА не использует матерных слов, хоть и позволяет их в классе. Его лицо мокро от слез.
Секрет: от него не пахнет… в смысле, от него НЕ ПАХНЕТ травой!
– Отлично с двумя плюсами, друзья! (Мы заработали по дополнительному гребаному плюсу?) Вот так, – говорит он, поворачиваясь лицом к классу, обнимая нас за плечи. – Вот так вот Земля сможет прожить дольше чем следующие пять лет. Вот так!
От Дулика пышет жаром, словно он только что проглотил солнце, и улыбается нам с такой же энергией.
– Спасибо, – говорит он, сгребая нас в неловкое медвежье объятие на троих. – Спасибо.
Скотти звучно чмокает, изображая поцелуи, и вполголоса имитирует боевой клич, и мое лицо настолько близко к лицу Уэба, что я не только вижу, но и чувствую: тысячи петард взрываются в его теле.
О нет!
Времени праздновать победу с дополнительным плюсом нет.
В ту же минуту, как только звенит звонок, Уэб пулей вылетает из класса и исчезает. Я бегу в туалет, чтобы соскрести с лица грим, и торопливо переодеваюсь.
В этом учебном году остается только один урок – последний шаг к вратам ада – физра.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Уолши переехали в Сиэттл с другого конца страны, чтобы начать все заново. Очаровательная семья с пятью детьми тут же подружилась со всеми соседями в округе. Никто и подумать не мог, что они уехали из родного города… из-за травли всей семьи. В этот раз у них все сложится. Они будут обычными и милыми. Осторожными. Они будут держаться столько, сколько получится. Или пока один из них не спросит себя: «Готов ли я дальше притворяться ради вас?» И с этого момента все изменится навсегда…
Вот уже несколько дней один папа и одна мама задают бесконечный вопрос: что же случилось с их сыном на самом деле? Им известна официальная версия, которую они рассказывают всем, озвучивают родственникам, друзьям, журналистам… версия, в которой они сами сомневаются, но заставляют себя в нее поверить. Они пока не решаются ни о чем его спрашивать, не знают, как подойти к этой теме. Возможно, они не готовы услышать ответы. Поэтому они прислушались к советам и передали все в руки психолога, чтобы тот смог добраться до истины.
Книга – бестселлер. Семь уроков, семь мудрых советов, которые позволили главному герою поверить в то, что нет ничего невозможного, и один проводник в прекрасное будущее. Живешь ли ты так, словно твоя жизнь бесконечна? Или осознаешь, что каждый день уже не вернуть? Эта книга для тех, кто имеет смелость и стремление достичь чего-то большего в жизни, осуществить свою настоящую большую мечту. Трогательная история Ёске и Харуки подарит знание – у тебя есть все, чтобы стать кем угодно. У нас только одна гарантия в этой жизни, что все мы умрем, остальное – в наших руках.