Зигги Стардаст и я - [33]
Мне следовало уйти. Мне нужно уйти. Пока он не вернулся, пока не увидел меня.
Вскакиваю на Стингреймобиль и пытаюсь вращать педали, но проезжаю всего пару метров. Мой железный конь не желает двигаться с места. Я в ловушке. Сердце пытается избавиться от соединительных клапанов.
Опускаю взгляд. Ну конечно. ТО САМОЕ место. Как я мог не узнать его в прошлый раз, когда мы были здесь? Где в день школьного бала пылал адский костер, теперь превратившийся в высохшее пятно почерневшего пепла, раскиданных серых палок и осколков битого стекла. Единственное доказательство того, что я это не придумал.
То самое место.
Где случилось ЭТО.
Четыре года назад. Ненавистное лето шестьдесят девятого. Лето моего первого поцелуя. Точно здесь. Момент, которому полагалось навеки затеряться во времени, момент, который мне полагалось забыть. Точно здесь.
На Луне лишь месяц как отпечатался след Нила Армстронга. Мы смотрели в небо и говорили об этом, шептались друг с другом, наши руки пересекались за нашими спинами, наши пальцы были в карманах друг у друга. И мы повернулись, наклонились, губы столкнулись, впервые высекая в каждом нерве моего тела искры жизни. А потом…
Мои глаза распахиваются.
Шорох среди деревьев позади лачуги.
– Кто здесь? – кричу я. Никто не отзывается. – Уэб? – Снова шорох, потом какая-то фигура исчезает в сумраке леса.
Опускаю голову.
В моих шортах дыбится палатка. О нет! Уэб наблюдал за мной? Он видел? О боже! Три тысячи двести семьдесят девятая причина, по которой я ненавижу шорты: они слишком тесные, слишком маленькие и НИЧЕГО не скрывают. Поправляю дружка, убираю его на время. Навсегда.
Снова сажусь на Стингреймобиль. Вроде как. Извиваюсь на сиденье, пока не удается нормально сесть и поехать прочь, засовывая воспоминания обратно в черную дыру. Поверь мне, так будет лучше. Для меня, для него, для вселенной…
Руки горят так, что едва удерживают руль.
Глаза наливаются влагой так, что едва видят.
Ноги – два электрических провода под таким напряжением, что едва крутят педали.
Проезжаю по подъездной дорожке, на дрожащих ногах вваливаюсь внутрь.
Стаскиваю альбом Зигги со стола, прячусь под одеялом.
– Ты здесь? – спрашиваю. От слез картинка настолько размыта, что кажется бледнеющим миражом. – Зиг? Ты здесь? Ты мне нужен. Мне нужно поговорить с тобой.
Но по какой-то причине он не отзывается.
6 июня 1973 года, среда
В данный момент не могу ни на чем сосредоточиться.
Идут последние два часа учебного года, и наконец настало время Доклада-От-Которого-Зависит-Твоя-Жизнь.
Мы сидим в классе Дулика… э-э, прошу прощения, НА БРОДВЕЙСКОЙ СЦЕНЕ. Белая простыня-занавес ниспадает с потолка перед нами, в ее верхней части краской из баллончика выведена надпись: «ЛЮБОВЬ СВОБОДНА».
После того вечера в моей комнате мы виделись только в школе и репетировали доклад дважды. И, если не считать моментов, когда ему приходилось напоминать, что Обезьяны не изобьют нас до кровавой юшки за нашу идею, мы едва разговаривали.
Из-за этого я начал всерьез сомневаться, что случившееся тем вечером на самом деле было. Хорошо еще, что есть запись, потому что в ней-то сомнений нет: она была настоящей.
Уэб снова сидит на Острове Одинокой Парты, упершись взглядом в пол, перебирая ногами так быстро, что, готов поклясться, он пытается докопаться до Ханоя. Да, сочувствую, брат.
Я снова и снова мысленно повторяю те строки, которые задал Дулик из книжки про чайку, одновременно отрывочно воспринимая другие доклады:
1. Огненный Лобок и Аарон Нищеброд укрыли «сцену» пластиком, раздали сидящим в первом ряду дождевики и сыграли волнующую сокращенную финальную сцену из «Ромео и Джульетты». Типично. Скучно. (И не без самоиронии: ее родители отказались позволить им встречаться, потому что он беден и живет на озере.) Поэтому они перетрактовали постановку как финальную сцену из «Крестного отца», поубивав всех членов враждующих семей, расплескав вокруг красную краску, и все такое. А в конце выкрикнули: «Вашей ненависти не убить нашу любовь!» Лейси расплакалась, потому что не надела выданный дождевик и теперь похожа на «гигантскую использованную прокладку» (это слова других девчонок, не мои).
– Четверка! – выкрикнул Дулик из дальнего конца класса. – Интересная, хоть и мрачная версия силы взаимной любви.
2. Старла и Линдси оделись как две монашки и воспроизвели сцену распятия Христа, по-настоящему рыдая у Его ног. И я имею в виду – настоящими слезами. Не знаю, как она это сделала, как заставила себя так рыдать, но боже-о-боже, все ей подвывали. Даже Скотти. Потом, когда Иисус сошел с креста в Воскресении – на самом деле его изображала ростовая картонная фигура Донни Осмонда, замотанная в простыню, – они сбросили черные одеяния, явив под ними сверкающие золотистые мини-платьица, и принялись бегать по классу, заставляя всех хлопать в такт, словно мы были членами их госпел-хора. Этакий «Иисус Христос – суперзвезда».
– Пять баллов, – всхлипнул Дулик. – Музыка – это пища любви! Продолжайте в том же духе!
3. Скотти, который обычно не воспринимает всерьез ничего, кроме разговоров о сексе и избиения таких «задохликов», как я, удивил сильнее всех. Он вышел, одетый КАК НАСТОЯЩАЯ ЖЕНЩИНА. Я имею в виду – с большими титьками, сделанными из воздушных шаров (наполненных водой, как я полагаю), в блондинистом парике а-ля Мэрилин, в обтягивающем белом мини-платье, которое не оставляло воображению НИЧЕГО, и густо размалеванный косметикой – к чему, очевидно, приложила руку Саманта. Спев несколько искаженную версию «С днем рождения, мистер Президент», он убежал за простыню-занавес.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Уолши переехали в Сиэттл с другого конца страны, чтобы начать все заново. Очаровательная семья с пятью детьми тут же подружилась со всеми соседями в округе. Никто и подумать не мог, что они уехали из родного города… из-за травли всей семьи. В этот раз у них все сложится. Они будут обычными и милыми. Осторожными. Они будут держаться столько, сколько получится. Или пока один из них не спросит себя: «Готов ли я дальше притворяться ради вас?» И с этого момента все изменится навсегда…
Вот уже несколько дней один папа и одна мама задают бесконечный вопрос: что же случилось с их сыном на самом деле? Им известна официальная версия, которую они рассказывают всем, озвучивают родственникам, друзьям, журналистам… версия, в которой они сами сомневаются, но заставляют себя в нее поверить. Они пока не решаются ни о чем его спрашивать, не знают, как подойти к этой теме. Возможно, они не готовы услышать ответы. Поэтому они прислушались к советам и передали все в руки психолога, чтобы тот смог добраться до истины.
Книга – бестселлер. Семь уроков, семь мудрых советов, которые позволили главному герою поверить в то, что нет ничего невозможного, и один проводник в прекрасное будущее. Живешь ли ты так, словно твоя жизнь бесконечна? Или осознаешь, что каждый день уже не вернуть? Эта книга для тех, кто имеет смелость и стремление достичь чего-то большего в жизни, осуществить свою настоящую большую мечту. Трогательная история Ёске и Харуки подарит знание – у тебя есть все, чтобы стать кем угодно. У нас только одна гарантия в этой жизни, что все мы умрем, остальное – в наших руках.