Жук золотой - [94]
Весь новогодний костюм американского ковбоя Женька изготовил собственными руками. Ну, может, с покроем черных брюк из кожзаменителя и короткой жилеткой, расшитой немыслимыми желтыми вензелями, ему помогла тетя Тоня, его мама. Все остальное сделал сам.
Даже шпоры, которые ремешками крепились к ботинкам.
Я рассказал о костюме своему классному руководителю Тамаре Спиридоновне. До Нового года оставались считанные деньки. Конкурс на лучший новогодний костюм был уже объявлен. Все Зайчики, Снежинки, Волки и Пьеро, в лучшем случае Кот в сапогах не шли ни в какое сравнение с американским нарядом. Тамара Спиридоновна сразу уловила перспективный тренд. Как говорят сегодня. Можно сказать, что первое место на конкурсе новогодних костюмов было у нашего класса в кармане. Бал намечался на вечер 31 декабря. Тамара Спиридоновна договорилась с директором интерната Маером, что тридцать первого, утром, я уеду в Иннокентьевку автобусом, а к вечеру возвращусь с костюмом. С корабля, так сказать, на бал.
Вот с кораблем-то и начались проблемы. Оказалось, что 31 декабря, после обеда, автобус уже не ходит. Нужно было искать попутку. Или идти от деревни до порта Маго пешком.
Костюм я аккуратно уложил в рюкзак. Оставалось пристроить шляпу. Сомбреро желто-серого цвета с широкими, слегка загнутыми полями. Шляпа была изготовлена Женькой из папье-маше. Популярный у школьников материал. Мелко-мелко рвут вчерашние газеты, замешивают их с клейстером. И получается однородная, довольно мерзковатая на вид, масса, из которой можно слепить что угодно. Женька слепил сомбреро. И покрасил в желтый цвет. Шляпа в рюкзак не помещалась.
Мама и отчим внимательно наблюдали за моими сборами. Они тоже собирались. В деревне тогда на Новый год было принято отмечать бой Кремлевских курантов в колхозном клубе. Бой Кремлевских курантов в данном случае не только фигура речи. Телевизоров не помню, их в нашей деревне еще не было. Из-за огромной разницы во времени между Москвой и Дальним Востоком из Хабаровска, по радио, транслировали бой главных часов страны. Иван Крутов, председатель колхоза «Ленинец», произносил речь по бумажке. Называл цифры рекордов и тех, кто отличился на лове рыбы. В перечень передовиков обязательно включалась тетя Наташа Крутова, бригадир полеводческой бригады и жена председателя колхоза. В деревне выращивали картошку и капусту. После речи председателя выпивали шампанское, а потом кто-то уходил домой, а большинство накрывали в вестибюле клуба общий стол, в кинозале убирали стулья и устраивали танцы. Почти до утра. Не знаю, как сейчас встречают Новый год в рыболовецких колхозах.
Впрочем, колхозов на Амуре уже почти что и не осталось.
Вот на такую вечеринку и собирались мама и ее муж Иосиф. Мама наглаживала габардиновый костюм отчима. Он, если не находился в глубоком пике, внимательно следил за своим внешним видом.
Иосиф, заметив мои мучения с сомбреро, принес моток веревки:
– Ты ее привяжи сверху, на рюкзак.
Я презрительно дернул плечами. Подростковый нигилизм и дерзость переходного возраста усугублялись моими перманентными войнами с отчимом. По правде говоря, я был вредным и своенравным подростком. Наблюдая сейчас за семейными конфликтами современных детей с родителями и учителями, я думаю про себя: а ведь ничего не изменилось! Мы были точно такими же. Дело доходило до смешного. Однажды мама купила мне новые штаны. Не брюки со стрелками, под ремень, а обыкновенные деревенские шаровары. Кажется, они были даже с начесом, особенно презираемым у нас в интернате. Те самые шаровары с начесом, в которых я блистательно вальсировал в доме Ларисы Тепленькой на ее дне рождения.
От обиды, что куплены неправильные штаны, я полдня просидел в нише за печкой. Демонстрировал несогласие. Даже обедать не вышел. С тех пор у нас в семье появился термин, объясняющий крайнюю степень протеста – сидеть за печкой. «Где Шурка?! Опять за печкой сидит? А ну бегом полоть картошку!»
В тот раз за печку я не полез. Нужно было возвращаться по зимней дороге в Маго и тащить проклятую шляпу. Чертовски красивую. Из вчерашних газет. Но и привязывать ее к рюкзаку я не стал, демонстрируя непокорность. Веревку на всякий случай в рюкзак бросил. Вот она-то и спасала меня потом на Амуре.
Дороги наши, от села к селу, проходили по льду зимней реки.
Тут же и другая проблема возникла: лыжи. Брать или не брать с собой? В принципе лыжи были не нужны. По накатанной амурской дороге свободно двигались автобусы и грузовики. Но и на лошадях с санями тогда еще тоже ездили. Санная дорога, как правило, шла параллельно автомобильной. Вот по ней-то как раз и было удобно скользить на лыжах. На лыжах я не однажды ходил в соседнюю деревню Сахаровку, в гости к друзьям нашей семьи Акташевым.
Я выскочил на крыльцо, нахлобучив шапку, и сразу понял, что лыжи брать надо. По всем признакам надвигалась метель, явление обычное на Амуре. Горизонт затягивала серая дымка, солнце скрылось за тучами, подул неприятный, порывами, ветер.
Ветр, как писал мой любимый Фаддей.
В наше время пацаны в деревнях быстро осваивали законы таежной жизни. Мы умели разводить костры в дождь и в пургу, ловили рыбу, ставили петли на зайцев. На зимних тропах. Ходили с ружьем на гуся и утку. А самое главное, мы могли соразмерить собственные силы в предстоящей борьбе со стихией.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.