Жук золотой - [93]
В нашей стране вещей всегда не хватало.
В большом дефиците были сначала шапки. Из ондатры, цигейковые, лисьи и заячьи. Из норки вообще считались самыми знатными. Потом женские сапоги и дубленки. А мужские костюмы и туфли Чехословацкой фабрики «Цебо»? А хрусталь?! Не говорю уже о мебельных гарнитурах, автомобилях «Москвич» и «Жигули», холодильниках.
Из кримплена, обивочного материала для кресел и диванов, шили платья на выход. Уже в наше время. А вообще-то волны дефицита накрывали страну еще раньше, когда деньги с получки откладывались на отрез в 30-е годы, на габардиновый плащ в 50-е, на горжетку или лисий воротник в 60-е. Можно целый трактат создать о русском дефиците. Назвать его «Факультетом нужных вещей».
Сегодня многие дома и квартиры бывших граждан Советского Союза превратились в склады тряпья и барахла. «Факультет нужных вещей» трансформировался и получил развитие. Он стал «Академией имени Плюшкина». Наши взрослые дети по воскресеньям любят прошвырнуться по магазинам. Шопинг новая забава общества потребления. Очень болезненная забава. От вековой ущербности и многовековой нехватки мы в новом времени превратились в шмоточников. Вряд ли кто-то сможет меня оспорить. Абсолютная черта российского общества двадцать первого века.
Философ Бердяев заметил, что 70 лет у нас было изобилие идей и дефицит вещей. Идеи погибли. Может быть, они остались у нескольких людей. Двоих я знаю точно – Президент Путин и Дима Быков. Они антиподы, но оба знают, как реформировать государство. Зюганов, кажется, тоже знает, но я ему не верю. Зато идея вещей заменила всем теорию марксизма-ленинизма. Когда у социализма скукоживается человеческое лицо, тут же является гламур. Власть переходит к фирмам и брендам. Boss, Kenzo, Versace. И рождается поколение ИБД. Имитаторов бурной деятельности. Пока они еще не наелись до отвала пиццы и роллов. Не напились своей капучины. Но сытость в их лицах и движениях уже проявилась. Пока идет переваривание и возникает отрыжка. Но совсем скоро они начнут звать Ихтиандра. Непривычный для желудка (для ментальности) вкус японского арбуза (европейского, американского) сыграет злую шутку.
Однажды, в канун перестройки, я побывал в гостях у эмигрантов, своих добрых знакомых. Рая и Коля Ибадовы обосновались в американском городке Балтиморе. Рая когда-то преподавала в Бакинском университете философию, Коля был заместителем главного редактора республиканской молодежки. Теперь Рая держала салон для старух. Маникюрила им ногти и румянила щечки. Коля трудился таксистом в частном парке, владельцем которого был китаец. О перемене социального статуса нисколько не жалели. Жили в американском доме на два крыльца. То есть на два хозяина. Дом большой, три этажа. Дети Райки и Коли уже плохо говорили по-русски. Мальчик и девочка, подростки.
Мы весело тогда проводили время. Ибадовы были страшно рады мне, поскольку уже несколько лет контактов с родиной не имели и варились в эмигрантском котле.
Настало время покупать подарки и сувениры. Через пару дней мне предстояло возвращаться в Москву. Вот тут мне и взгрустнулось… Нет! Я не собирался оставаться в балтиморском рае еврейской общины. К тому времени я уже четко понимал, где кончается рай бытовой устроенности и начинается ад воспоминаний о такой несуразной рашке. Они так Россию иронично называли – Рашка. А сами плакали. Плакать мои знакомые евреи начинали после третьей рюмки водки. А взгрустнулось мне от того, что надо было бы купить сыну двухкассетник-магнитофон, жене платье и бижутерию… Коллегам тоже хотелось привезти сувениров. Не простят ведь! В Америку тогда еще не часто ездили. Да и себе подобрать какой-никакой, но хотя бы и завалящий штатовский костюмишко. Командировочных денег было всего долларов сорок. Коля, быстро уловив мою печаль, позвал меня на третий этаж своего дома. Там я еще не был. Все некогда было. Жарили в садике сосиски, пили водку и орали «На тот большак, на перекресток уже не надо больше мне спешить…»
Коле и Райке на тот большак уже точно не придется ходить. А вот мне предстояло вернуться. И, желательно, не с пустыми руками.
На третьем этаже обнаружилась длинная, во весь дом, комната, похожая на пенал. По обе стороны пенала висели вешалки. Слева с женской одеждой, справа с мужской. Большинство с бирками магазинов. Некоторые бирки уже пожелтели и выгорели. Но одежда была в чехлах и сохранилась прекрасно. «Что это?!» – спросил я Колю. Он хохотнул: «Первый год, когда приехали, хапали, как сумасшедшие… А мужику много ли надо? Пару костюмов, две майки, джинсы. Ну, бабе чуть побольше. Выбирай, что приглянется!»
Тогда мы с Колей были примерно одной комплекции. Не знаю, как сейчас. Давно не встречались. А слова его помнятся до сих пор. Действительно, много ли мужику надо? У итальянцев есть традиция раз в году выбрасывать ненужные вещи.
Лупейкин Адольф олицетворял своими нарядами уходящий стиль полууголовной среды. Блатарей-одесситов с белыми кашне на шее и кепками-восьмиклинками. Кстати говоря, нами почитаемыми. До поры – до времени. Женька Розов демонстрировал моду приходящих стиляг. Брюки-дудочки, кок на голове и клетчатый пиджак. Впрочем, вскоре вся заимствованная мишура сменится на брюки-клеш и битловки, пиджаки без воротников, под горлышко. Несомненно одно. Оба, и Лупейкин, и Женька, были самыми модными парнями в нашей Кентёвке. Один предстает перед нами стареющим мачо, лысым и с усами. Второй – задиристый петушок в брюках-дудочках и с гребешком на голове. Стиляги тогда свой кок начесывали и даже смазывали бриолином.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.