Жук золотой - [68]
Тут уж и сомневаться не приходится! Я легко и непринужденно ответил: «Со мной под одной кровлей две девушки… Ветки хаги в цвету. И одинокий месяц».
Здесь и выше цитирую на память стихи японского классика Мацуо Басё. Они короткие, запоминаются со второго раза.
Если, конечно, хочется запомнить.
Херуми заливисто смеется. Стихотворение называется «В гостинице». Ну а где еще? Сразу все поняла. Она у меня просто хохотушка, моя славистка, которая, слегка картавя, выговаривает букву «эр».
Многим картавые вообще нравятся.
Не только Куприку.
Они такие…
С изюминкой!
Как виноградинку во рту катают.
Со всех ног кинулся в гостиницу. Надо успеть переодеться к романтическому ужину с японкой. Вдруг она придет в кимоно? Они ведь чопорные. И надо найти товарища, который приехал со мной из СССР. Он какой-то эколог из Иркутска. За границу, называется, собрался: синий костюм, желтые летние баретки в дырочку, полосатая рубашка и узел у галстука величиною с кулак! Провинциалам всегда трудно пробиваться… Но как-то пробиваются. Как желтые одуванчики через черный асфальт. Ну вот как вести такого Гаврилу на встречу с молодыми и стильными японскими женщинами?! А может, не надо Гаврилу? Так и не выяснил, как его зовут. Кажется, Стасик. И фамилия, конечно, что-то вроде Рабиновича… Вспомнил – Гольдберг.
Может, лучше без Стасика – втроем?! А?! На стон пойдем, точно! Даже и конспиративно получится. Если к русскому в номер идет одна японка в кимоно – выглядит как-то… В общем, не очень понятно для консервативных японских швейцаров, самураями стоящих на входе. А вот если идут сразу две, и обе в кимоно, то, может быть, коллеги. Не наговорились в ресторане, посидят сейчас в номере, попьют чайку… Они же филологи. А совсем не то, что вы подумали. Или они из «Гринпис»?
Впрочем, тогда еще, кажется, не было природозащитной и скандальной организации «Гринпис».
Или они еще не стали такими известными.
И другие смелые мысли посещали меня в гостинице, когда я подбирал сорочку и галстук для внезапно возникшего рандеву с японкой. Как говаривал незабвенный сансэй Лупейкин. Уж он-то знал толк в подготовке таких встреч. Например, в наиболее ответственный момент помимо габардиновых брюк на свет извлекалось из кожаного чемоданчика под названием «балетка» шелковое белоснежное кашне. Кашне вольно обволакивало сухую и жилистую шею Адольфа. Шелк почти не желтел. И оно, кашне, валило в постель к Лупейкину самых несговорчивых. Шелковая удавка стремительной любви на дебаркадере «Страна Советов».
Кашне у меня с собой, конечно, не было. Зато имелись отличный смокинг и специальная белая рубашка со стоячим воротничком под галстук-бабочку. И тут меня осенило! Никакого смокинга, никаких галстуков. Рубашку со стоячим воротником одену навыпуск, поверх черных брюк. Расстегну побольше пуговиц сверху. Пусть притаившийся на моей груди серебристый крестик на цепочке станет для Херуми путеводной звездой. Он станет притягивать ее взгляд, как свет маяка притягивает океанские «мару». Или крестик станет для нее серебристым паучком из другого, совершенно не японского, мира. Который ей захочется в подробностях изучить. Десять тысяч сров. В смысле, мир изучить. В подробностях.
Я-то знал, какую паутину плетет мой паучок.
Одним словом, я продемонстрирую моей картавенькой профессорше ваби и сибуй.
То есть естественность и отсутствие вычурного.
В духе классической японской эстетики.
К слову сказать, мой сибуй тогда еще отличался мускулистостью и упругостью. Никакого пузца, тыквочкой переваливающегося через брючный ремень. Даже если и с капельками росы, как в стихотворении Басё.
Но это так, к слову.
Приходили во время сборов и другие мысли, которые кому-то покажутся спорными. Например, я думал о непривычности пищи, которую мне вновь придется есть в ресторане. Я и так несколько дней уже страдал. От свежего и почти несоленого лосося в рисовых штуковинах, которые назывались роллами. От теплой водки сакэ, совершено мерзкого запаха и вкуса. Вы когда-нибудь пили теплую водку, примерно двадцатиградусную, закусывая совершенно сырой рыбой? Не пробуйте. Как интересовался у нас незабвенный Забелин после поедания сомнительной котлеты или перекисшей капусты: «Днище не рвет?» Особо жадных до конфет-подушечек он спрашивал по-другому: «Днище не слипнется?» Во всяком случае, мне последний вопрос хорошо запомнился. Я очень любил сладкое. До сих пор люблю. Днище не слипается.
И что прикажете делать, если в ресторане рванет днище моего кораблика, по-прежнему стремящегося к романтическому горизонту? По-научному – случится диарея. А по-деревенски – понос. Бегать в туалет на глазах хорошенькой Херуми-тян? Или сидеть, как дураку, и ничем не закусывать?!
А если метеоризм, что вообще представить невообразимо?!
Закажу красной икры, хлеба и масла. Решил я. Конечно, говорят, что у них икра очень дорогая. Но что делать? Не оцензуриться же, прости меня, господи – иначе не скажешь, на международном уровне мне, русскому филологу Куприку, названному надеждой дальневосточной поэзии! Такой позор не просто скандален. Он обрекает меня на полный провал в нарождающихся отношениях с японской слависткой. Что позволено японцу – не позволено русскому печенегу Ваньке.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.