Жук золотой - [67]
Мы говорим не штормы, а – шторма. Дебаркадер сам готов сорваться с якорей и уйти в плаванье.
Оранжевый луч из других пределов, пока мне неведомых, посылают Серега и Хусаинка. Свет сулит мне надежду. Он сливается с лучами тысяч маленьких шариков-мандаринов, на которые была похожа наша нижнеамурская икра.
Путь до пределов пока никем не измерен.
Дорога, которую каждый проходит в одиночку.
Вернемся на бейсбольную площадку.
Нам казалось диким: играть, по существу, в обыкновенную лапту, в белых штанах. Японцы, разгоряченные игрой, могли на глазах у всех, и на глазах наших девчонок тоже, подскочить на край площадки и (цензура) прямо с обрыва. Причем некоторые, я хорошо помню, соревновались в мощности струи и дальности боя. Мы, случалось, тоже так делали. Все пацаны, а потом и мужики, соревнуются похоже. Но не глазах же девочек!
И еще японцы, на публике, могли громко рыгнуть или… В общем, по-научному функция называется метеоризмом. Есть и другие термины: испортить воздух, выпустить газы. По-деревенски-то понятно – как. Дурак знает. У нас в интернате был другой термин – шептуна пустить. Спальня, по четыре кровати в два ряда, называлась по-морскому кубрик. Дядя Вася Забелин, наш воспитатель, всю свою сознательную жизнь прослужил боцманом на корабле. Поэтому мы по очереди тянули палубу – мыли в комнате полы, отбивали кантики – как по линейке натягивали простыни и поверх их грубые синие одеяла. Да так надо было натянуть кантики, чтобы образовались две идеально параллельных линии. Белая и синяя. Потом дядя Вася своим белоснежным носовым платком касался подоконников, тумбочек и железных спинок кроватей. Не дай Божé (он так говорил – «Не дай Божé!» с ударением на последнем слоге) пылинка. Ноги перед отбоем мыли строем, в тазиках. Никаких душевых тогда еще не было. По субботам помывка в общественной бане. Головы у пацанов стриглись машинкой под ноль. В старших классах разрешалась челка и полубокс. В общем, все было заточено на гигиену. В интернате боялись, по-медицински говоря, педикулеза. А по-простому – вшей. Ну и чесотки с цыпками и лишаями. И вот в такой обстановке чистоты и опрятности пацаны по ночам пускали шептунов. Может, не специально, а, скорее всего, неосознанно. Шептунов накрывали одеялами и били подушками. В темноте. Бурыха утверждал, что получалось достаточно больно. Шептуна вычисляли всем кубриком. И ни разу не ошиблись.
В общем, когда японские моряки во время игры – и на танцах тоже! – рыгали и грешили метеоризмом, мы зажимали носы. А девчонки демонстративно отворачивались или уходили.
«Вот ведь дикари какие, – думали мы, – а еще японцы!»
Дядя Вася Забелин, в ответ на наши рассказы, однажды заметил: «Японская нация – умная нация… Она бамбук ест. И живет по-другому. Не так, как мы!»
И почему-то строго погрозил нам пальцем.
Кто же знал, что дядька-боцман окажется прав. Что кроме постулата «что естественно – то не безобразно» в эстетике жизни и поведения японцев заложены такие понятия, как саби, ваби, сибуй и югэн. Последнее, югэн, навеяно буддизмом. И, если совсем коротко, воплощает в себе прелесть недоговоренности, мастерство намека или подтекста. Сибуй – красота естественности и красота простоты. То есть первородное несовершенство. Понятие ваби включает в себя отсутствие чего-то вычурного, как сейчас говорят, гламурного. Броского и нарочитого. То есть вульгарного. Мудрая сдержанность – вот что такое ваби.
Ну а саби переводится совсем просто – ржавчина. Прелесть подлинной старины, архаичное несовершенство. Печать времени. Берешь старинную книгу в потертом кожаном переплете, прикасаешься к ней пальцами… Или гравюру. Или статуэтку.
Непонятно другое: откуда боцман Забелин мог знать про саби и ваби. Не говоря уже про югэн. Никакого намека или подтекста в речах нашего воспитателя, а уж тем более прелести недоговоренности, никогда не таилось: «Куприку – тянуть палубу! Бурыха и Пыжик – на кантики! Бегом-бегом! Еще бегомее…»
Такое вот первородное несовершенство.
Чисто русское.
В филологических барахтаньях с Херуми-тян мы достаточно быстро дрейфанули к ужину в ресторанчике, недалеко от отеля, где я поселился. Наш маленький плот оказался вовсе не так уж и плох… Югэн налицо! Некий намек на возможные продолжения литературоведческих изысков, в стиле Басё… Ах, Басё! Несравненный. Ну, например, как тебе нравится, Херуми-тян, такое: «Праздник встречи двух звезд. Даже ночь накануне так непохожа на обычную ночь». Если красноречивые строчки не подтекст, то тогда я Филипп Киркоров. «Зайка моя, я твой хвостик». Да-да, Сашенька (Алекс-тян)! А вот еще – помнишь: «Какою свежестью веет от этой дыни в каплях росы, с налипшей влажной землей!»
Ну что?! Разве не обещание?!
От нее и правда веяло свежестью. Но, правда, дыней она мне не казалась. Даже в каплях росы. Скорее, тростниковая ветка, обрызганная дождевыми каплями. Моя тростиночка. В университетском дворике начал накрапывать дождь. А налипшая «влажная земля»?! О, как тонко и эротично! И тут же новый намек, почти двусмысленность. Потупив глазки, Херуми сказала мне: «Можешь взять с собою коллегу из России на ужин… Я буду не одна».
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.