Жук золотой - [56]
Я не собирался разочаровывать прекрасную американку. И я, конечно, всегда помнил про то, что отец говорил мне про белые подворотнички и про опрятную обувь настоящего моряка. Насколько я помнил, вопрос там заключался не только в порядке одежды. В частности – ее и моей.
Но и в чистоте наших помыслов тоже.
Не говоря уже о поступках.
Ступени лестницы, ведущей в рубку, заскрипели. Совсем не трудно было догадаться, что Серебристый Бизон беспокоился о своем присутствии в полутемной рубке. Не исключаю того, что он тоже восхищался горизонтом.
Все-таки он был настоящим капитаном. Он не стал нас тревожить и предоставил право выбора самим. Громким голосом он отдавал нужные распоряжения.
Зажглись огни. Сотни огней на всем корабле.
Они отдавали золотистым цветом и, разумеется, бликовали на загорелых плечах моей спутницы. Я сжал пальцы Джессики, лежащие на штурвале.
Яхта уплывала. В нежно-фиолетовую ночь.
Я давно понял, что настоящая мечта – почти всегда недосягаема. Как горизонт.
Если она настоящая мечта. Но от своей недостижимости она не становится менее желанной.
Как женщина по имени Джессика у штурвала Золотого Жука. Или Серебристого Бизона.
Впрочем, последнее название корабля в данном случае не имело никакого значения. Назовите его, как вам больше нравится.
31 декабря 2008 г. Грас, Австрия
От автора
Вторая часть повести «Жук золотой» не является документальным описанием. Я могу ошибаться, путать даты и нарушать хронологию, что-то видеть под другим углом зрения, как в детском калейдоскопе. Я уже упоминал об этом.
Не забудьте и о том, что в любой повести есть свой лирический герой. И он не всегда автор. Вместе с тем, мой взгляд – не растерянно блуждающий луч в сумраке прошлого. Он часто прицельно сфокусирован. При всей реалистичности того, что случалось со мной, я не хотел бы кого-то обидеть или разоблачить, тем паче с кем-то свести счеты. До сих пор считаю, что литературы мщения не бывает, даже если ты пишешь простое сочинение на тему «как ты провел этим летом». С кем сводить счеты? Кого винить в ошибках? Кроме себя, некого.
Да! Еще об одном…
Первая и вторая части повести написаны с интервалом почти в десять лет, но впервые публикуются вместе. Они написаны по-разному. Я же менялся. Вторая часть, например, явно тяготеет к современности. Такой прием только поначалу кажется простоватым.
Ну, вот, наверное, и все!
Фамилии героев и названия географических мест по-прежнему подлинные.
Январь 2016 г.
Пушкинские горы
Часть вторая
Хочется домой
И ежели в нашей братье найдется один из ста,Который пошлет проклятье войне пера и листа,И выскочит вон из круга в разомкнутый мир живой —Его обниму, как друга, к плечу припав головой.Дмитрий Быков, русский поэт XXI века
Здесь я в море брошу наконецБурями истрепанную шляпу,Рваные сандалии мои.Мацуо Басё, японский поэт XVII века
Мила нам добра весть о нашей стороне:Отечества и дым нам сладок и приятен.Гаврила Державин, русский поэт XIII века
На самом деле
Хочется начать как-то пузыристо…
Например. Кудрявенький Никитка в кромешной ночи (почему-то, кстати, не Шурик) пробегает анфиладой комнат. Он босенький и заплаканный. Усатые дядьки-мичмана с дудками кутают его в грубые одеяла. А он все бежит и бежит мимо хлопающих дверей туда, где о нос корабля разбиваются в пыль соленые брызги океана. Наконец его ловит боцман Забелин. Боцман Забелин в матросских бязевых кальсонах. Он громко орет: «А ну, в спальню! Бегом, еще бегомеее! Утром кантики отбивать!»
Н-да… Пузыристо.
Заплаканный Никитка… Обязательно кудрявый. Хлопающие двери кают. У нас в интернате слова-то такого не знали – анфилада… Барак обыкновенный. С продувным холодным коридором. А поди ж ты – мальчик рвется на волю!
Правда вся в том, что тут-то и начиналось настоящее. С крыльца интерната пахло морем. Гниловатыми водорослями и пеньковым канатом. Вот откуда они взялись, дядьки-мичманы с дудками. Свистать всех наверх!
Прежде чем писать вторую часть повести, я решил посоветоваться с Юлией:
– Как ты думаешь, внучка, о чем мне написать?
Юлия, взрослая, первую книжку «Жука» читала.
– Ты написал про то, как не стал моряком. А как ты стал поэтом?!
Я напрягся.
– И еще мне интересно, каким ты видишь наше поколение.
– Темы не очень рифмуются.
– Что тут непонятного?! Отцы и дети. Лишние люди.
В общем, Тургенев и Обломов! Все дела…
Она засмеялась. И показала пальцами в воздухе кавычки.
Они сейчас все показывают в воздухе кавычки.
Обломов – не Тургенев. У Тургенева Базаров. Хотя сам термин «лишние люди» придумал действительно Иван Тургенев. А про Обломова написал Гончаров.
Такие дела.
А поэт… Какой из меня «поэт»? Ставлю кавычки.
Кудрявенький Никитка, бегущий коридорами шхуны.
Пользуясь возможностью начала, хочу сразу поблагодарить поэта Олега Митяева. Два простых и ясных слова из его песни послужили названием второй части моей повести. Всего два слова. Митяев поэт настоящий. Не хуже тех, чьи строки я вынес в эпиграф.
Ну, ты и сравнил!.. (цензура) с пальцем. Образ Никитки сразу меркнет, не развитый автором. Воскликнул бы деревенский острослов Адольф Лупейкин, мой неизменный ви-за-ви. А вслед за ним и читатель просвещенный, слегка оскорбившись уличным сравнением. Они еще встретятся – такие словечки. Автор вырос не в семье лингвистов-языкознанцев. А в интернате.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…