Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине - [37]

Но и среди веселья Жозефина не выходила из образа. Один из приглашенных на бал в ратуше 4 декабря записал: «Была замечена печаль императрицы Жозефины».

Одиннадцатого декабря император поехал охотиться к Бертье в Гро-Буа. «Их величества император и императрица присутствовали вчера на блестящем празднестве, данном его высочеством принцем Невшательским в его имении Гро-Буа», – писал «Вестник Империи».

Но он умолчал о случившемся там досадном происшествии. Празднество закончилось спектаклем, на котором, кроме императора и Жозефины, присутствовали три короля: Вюртембергский, Вестфальский и Неаполитанский, а также князь Куракин и адмирал Чичагов.

Бертье получил приказ доставить обществу как можно больше развлечений. Особенное внимание приказано было обратить на императрицу, согбенную, как отяжелевший вялый цветок, удрученную отчаянием.

Бертье выписал актеров варьете, чтобы поставить собиравшую весь Париж пьесу Ода «Руссель-младший, учитель декламации». И первая же сцена вызвала общее изумление выбором пьесы.

Руссель-младший комически жаловался на отсутствие наследников. И добавлял: «Тяжело такому человеку, как я, не иметь никого, кому можно передать наследие славы. Я разведусь, чтобы жениться на молодой женщине, с которой буду иметь детей».

Бертье, то ли по недомыслию, то ли в желании наилучшим образом исполнить приказ веселить императрицу, надрывался от смеха. Император нашел, что он очень невоспитан, и, когда занавес опустился, спросил:

– Давно ли играют эту пьесу?

– С год, государь.

– И она имеет успех?

– Громадный успех.

– Досадно. Если бы она была мне известна, я запретил бы ее. Господа цензоры, кажется, поставили своей задачей только и делать, что глупости.

И Наполеон уехал.

С этой минуты император занялся хлопотами о признании консисторией недействительности его брака, указывая ей через Камбасереса на формальные поводы. Теперь пришлись кстати издержки торопливости и гражданского, и церковного обрядов. Консистория, хотя и польщенная, не преминула заметить, что, быть может, пристойнее было бы обратиться к папе, на что Камбасерес возразил, что не имеет приказания вступать в сношения с Римом.

– Но папа в Савоне, – говорили священники.

– Мне не поручено сноситься с ним.

– Но есть палата кардиналов в Париже.

– Они не имеют юрисдикции.

– Но существует еще комиссия кардиналов, архиепископов и епископов, заседающая по делам Церкви.

– Они не составляют трибунала.

Консистория подчинилась и на заседании 9 января 1810 года вынесла приговор об уничтожении брака, присудив супругов «для исправления» церковных канонов к милостыне и указав, «что их величества не могут более иметь сношений, не навлекая на себя канонических штрафов».

А тремя неделями ранее, вечером 15 декабря 1809 года, в Тюильри в присутствии всей императорской фамилии, Камбасереса и Реньо де Сен-Жан д’Анжели состоялась печальная церемония, похожая на похороны.

Наполеон, с видом застывшего и торжественного величия, выразил желание подчиниться воле народа, а Жозефина ответила краткой речью, выученной наизусть утром за туалетом.

Не обошлось без слез.

Акт подписан.

В последний раз взглянула императрица на трон. И, мгновенно одряхлевшая, она с трудом добралась до пока еще своих покоев, чтобы провести там последнюю ночь. Одна.

Чтобы утешить креолку

«Мне очень скучно было вновь увидеть Тюильри. Большой дворец показался пустым, и я чувствовал себя там одиноким…» – это признание Наполеона.

Какой бы Жозефина ни была, она одушевляла торжественную суровость парадных залов и гулких галерей. Уехав 16 декабря из Тюильри в Мальмезон, Жозефина увезла с собой аромат дивных благовоний и радующие взгляд наряды. Дворец покинула женщина. Не важно, что она давно уже стала всего лишь миражом далекого видения, что грация ее несколько отяжелела, а очарование размылось временем…

Наполеон не мог оставаться во дворце без Жозефины. «Император уедет в воскресенье из Парижа, чтобы провести несколько дней в Трианоне. Оттуда его императорское величество отправится в Рамбуйе», – пишут в тот день газеты. А на следующий день известие подтверждается: «Его императорское величество император отбыл сегодня в 4 часа в Трианон».

В старом королевском парке, под серым небом, среди зимнего безмолвия император скроет свою тоску и будет досадовать на себя за свою меланхолию.

Что способно вознаградить его за принесенную жертву, за попытку вычеркнуть из памяти лучшие, хотя часто и тягостные, воспоминания, за отказ от чудного и страстного образа прошлого, за отказ от себя – молодого и пылкого?

Он оплакивал Жозефину как женщину, как спутницу, достойную его любви. Сейчас он не хотел думать о том, что эта женщина его обманывала и меняла на бивачных донжуанов и даже на нечто похуже. Он не хотел думать о том, что из-за нее не раз становился посмешищем…

Одно только жило в нем: любовь IV года. Она была первая, которую он полюбил, его первая любовь, его первая нежность. В благодарность за это и сохранил он к ней вибрирующую от малейшего прикосновения памяти привязанность.

Она если и не любила его, то верила в него в час робких дебютов. Она предчувствовала его великое будущее. И он благодарил ее (в его глазах всегда молодую и красивую) за то, что не пренебрегла им. Ему казалось, что он в долгу перед ней. И всю жизнь он платил по этому долгу.