Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине - [36]

И кроме того, что значат эти все «дети» в сравнении с родным ребенком, плотью и кровью, естественным продолжателем дела отца и императора?

И Франция понимала это. Она молча одобряла выбор Наполеона. Если он как мужчина решил принести Жозефину в жертву императорскому долгу – значит, так тому и быть.

Фуше замечал, что существовало единогласие во мнениях по этому вопросу и нетерпение видеть осуществление новой стратегии Наполеона. Ибо «каждый теперь сознавал, что у него нет иной гарантии личной безопасности и безопасности собственности, кроме детей императора».

Слухи об окончательной готовности императора к разводу стали просачиваться за пределы двора. Тут же пошли разговоры о том, что причина не в бесплодии императрицы. Говорили, что Жозефина наконец наскучила мужу, что он устал от нее и ее ласк.

Но утверждать так – значит плохо знать Наполеона. Любовь – огромное чувство (а то, что привязывало Наполеона к Жозефине, было хоть и мучительной, но все же любовью). Но есть средство, способное усилить его. Это ощущение конца любовной эпохи.

После разлучения с Жозефиной Наполеон впал в состояние надрыва, его захватила и подавила немая печаль. Она погнала императора в зимний Трианон. Он часами сидел в одиночестве. Без сомнения, вспоминал и, может быть, плакал…

Но что такое судьба женщины в сравнении с судьбой отечества? И что такое переживания любящего в сравнении с долгом императора? Как тогда писали: «Отечество стоит впереди женщины, император – впереди человека, а человек – впереди влюбленного». Так с холодной математической логикой решилась «проблема Жозефины».

Французы назвали развод Жозефины и Наполеона «сделкой двора». И в соответствии с этим отнеслись к появлению девицы, прибывшей из Австрии.

В этой истории есть и другие страницы, заслуживающие внимания. Мы уже отмечали, что с некоторых пор Наполеон не отказывал себе в любовных удовольствиях за стенами спальни Жозефины. И он имел случаи убедиться, что может стать отцом.

Но это был аргумент скорее для других, чем для самой Жозефины. Она уже давно боролась с собственной бесплодностью, но успеха не достигала.

«Я был действительно свидетелем, – говорит Бурьен, – стараний медицины относительно возвращения Жозефине признаков плодородия, переставших проявляться».

Сколько горечи и страдания в словах Наполеона, сказанных им в 1816 году на острове Святой Елены: «Мне было необходимо иметь сына от Жозефины, он сделался бы для меня счастьем не только в политическом смысле, но и стал бы моей личной усладой… Он сохранил бы Жозефине спокойствие и устранил бы ее ревность, не дававшую мне отдыха».

Это слова Наполеона, претерпевшего от Жозефины столько ужасных минут… И все еще нежного и желавшего покоя себе и Жозефине рядом с собой.

Между ними встали не упреки во взаимной неверности, между ними стал нерожденный ребенок. И он же развел их по разные стороны земной жизни.

И когда придет час, Наполеон, объясняя причины развода, будет говорить только о ребенке. И ни слова о любви, далеко не всегда получавшей удовлетворение.

Итак, в первых числах октября 1809 года император принимает решение сообщить жене о своем намерении. Наполеон не хочет делать этого лично и просит Лавалетта, жена которого приходилась родственницей Жозефине, взять на себя тягостную миссию, чтобы «друг императрицы мог сделать менее горькой подносимую ей чашу». Однако Лавалетт отказывается, и именно из-за родства.

Двадцать шестого октября, во время пребывания двора в Фонтенбло, император наконец решается сам поговорить с Жозефиной.

Он говорит об интересах Империи, о том, что вынужден подписать указ…

Жозефина чувствует, что на этот раз бесполезны слезы и тщетны мольбы.

Но вот соломинка: Наполеон еще не определил дня печальной церемонии.

Соломинка осталась соломинкой…

Тридцатого октября, после обеда, император объявил, что «Акт отвержения» будет прочитан и подписан 15 декабря – через тринадцать дней после пятой годовщины коронации.

И тут Жозефина дала волю слезам и крикам. Истерика перешла в исступленный вой, а исступленный вой – в истерику.

На шум в комнату вбежал Боссе. Жозефина распростерлась на полу. Наполеон склонился над ней. Император сделал Боссе знак, и они вдвоем принялись поднимать затихшую в беспамятстве Жозефину.

Когда они несли Жозефину по внутренней лестнице (один поддерживал тело за талию, другой – за ноги) в собственные покои императрицы, та голосом, похожим на дуновение ветерка, шепнула Боссе: «Вы сжимаете меня слишком крепко».

Боссе, вспоминавший об этом через десять лет и сохранивший тогдашнее изумление, замечает: «Я понял, что мне нечего опасаться за ее здоровье и что она ни на секунду не теряла сознания».

Какая актриса! Актриса во всем и всегда!

С того дня Жозефина не упускала возможности сообщать о предстоящем разводе всем встречным: лекарю, цветочнице, горничным. У Жозефины новая роль – роль невинной жертвы интересов Империи.

С ее лица не сходило выражение покорной печали. Такой и запечатлел художник Жозефину на гравюре, с которой она меланхолично улыбается из-под вуали.

Жозефина не отменила балов. Напротив, она бросилась в развлечения, как будто можно насытиться впрок…