Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине - [39]

В двух шагах оттуда – четырехугольная комната Жозефины.

Библиотека – любимое место занятий Бонапарта. Она разделена на три части дорическими колоннами красного дерева, поддерживающими декорированные арки. Письменный стол из красного дерева с золоченой бронзой, с самопритворяющимися ящиками. Чернильный прибор из слоновой кости с бронзовыми инкрустациями и тремя вазами. Средняя ваза скрывает звонок. Сбоку – бронзовый золоченый факел в три свечи. Вертящееся кресло из вяза, обитое зеленым шелковым кантом.

Когда на улице бывало жарко, письменный стол из библиотеки выносили на улицу и ставили под тиковый тент, на маленький мостик, перекинутый через ров во дворе.

В Мальмезоне был даже театр. Устроенный сперва во втором этаже, он не понравился Наполеону малыми размерами. Его перевели во временный зал, сооруженный в парке, в ожидании возможности исполнять комедии на настоящей сцене, за которую Персье и Фонтену заплатят 30 000 франков. Со временем парк населили статуями, героями и богами. Из музея привезли два красных мраморных обелиска – каменные сторожа, призванные охранять очаг завоевателя Египта.

Парк простирался до Рюейля. Постепенно путем целенаправленных приобретений он значительно увеличится. Там было всё: молочная ферма; озера; теплицы и оранжереи; английский сад, разведенный знаменитым Бертольтом и поддерживавшийся в должном виде специально приглашенным англичанином; мостики, бельведеры, гроты, каскады; даже храм Любви, или Фортуны (его называли и так и этак, с намеком, что обе они улыбались Бонапарту).

Предметом особой гордости и попечений Жозефины стали теплицы, где она собирала – и по каким ценам! – самые редкие, самые прекрасные, самые нежные цветы, душистые образы родной Мартиники. Жозефине много цветов дарили, знали, что это трогало ее.

Мать прислала Жозефине манговые деревья и семена манго; Отто, комиссар в Лондоне, – карликовые деревья.

Жозефина писала ему из Мальмезона в 1801 году:

«Очень вам благодарна, гражданин, за ваши новые любезные заботы. Очень сочувствую вашему предложению помочь мне всеми возможными для вас способами в исполнении моего плана натурализации во Франции разных полезных деревьев. Некоторое время назад я выписала большое количество таковых из Америки, что не помешает мне прибегнуть еще и к вам.

Я в восхищении, что обязана частью вам удовольствием, ожидаемым мною от удачи моего проекта.

Вы дали мне надежду, что садовник согласится дать вам несколько любопытных семян. Прошу напомнить ему о его обещании.

Собираюсь послать вам вскорости выписку растений, которые нужно спросить у господ Зее и Кеннеди.

Примите уверения в особом моем сочувствии».

Любовь к цветам так сильна в Жозефине, что цветы стали одним из самых приятных ей подарков.

Гортензия, в то время уже голландская королева, в 1806 году пишет матери из Голландии:

«Посылаю тебе плоды, которые, наверное, еще не созрели во Франции: их выписывают в лучшие оранжереи.

В Роттердаме мне оказали любезность: думая, что я имею твою любовь к цветам, в залу, где был подан завтрак, собрали все самые красивые. Я осмотрела их с видом знатока, но думаю, что тебе они показались бы прекраснее, нежели мне.

Прощай, милая мама. У тебя столько прекрасных растений, что трудно найти для тебя новые».

Иногда явная для всех любовь Жозефины к цветам служила прикрытием любовных интриг.

Она писала близкой подруге:

«Мальмезон, имевший для меня столько привлекательности в этом году, кажется сейчас пустынным и скучным[29].

Вчера я так поспешно уехала, что не имела времени сказать что-либо садовнику, который обещал мне цветы.

Я непременно хочу ему написать. Я хочу засвидетельствовать ему мою печаль, так как, моя милая крошка, она очень сильна…»

Занимательное, должно быть, садоводство у садовника, вызывавшего такую «сильную» печаль. Но, в конце концов, так как Жозефина любила цветы, не естественно ли, что она любила и садовника. Остается узнать, которого.

Граф д’Англез дает такое объяснение любви Жозефины к цветам: «Чересчур несчастная в царствование своего супруга от его грубости и пренебрежения, она прибегла к ботанике и довольно далеко ушла в этой приятной науке».

Но для нас нет секрета в том, что именно переживала Жозефина в царствование своего супруга. Любовь же Жозефины к диковинным растениям – это продолжение ее любви ко всему яркому, всему, что составляло предмет вожделения для уроженки экзотической страны. И стало предметом еще большего вожделения для креолки, живущей во Франции. Иметь такие растения здесь – это признак роскоши, которую могут позволить себе очень немногие.

Жозефине мало было растений. Она выписывала крикливых попугаев, ловких и хитрых обезьян, мериносов, кенгуру и газелей, которых Бонапарт угощал табаком из своей табакерки. В коридорах Мальмезона, его кулуарах, вестибюлях, передних – везде можно было видеть клетки, в которых бились, кричали и пели маленькие пернатые создания.

Должно быть, восхищенный всем этим кардинал Антонелли расхваливал «утехи Мальмезона». Ничего подобного не было даже в садах Ватикана.

Жозефина вырывала обитателей тропиков из привычной им обстановки, чтобы заставить жить рядом с собой, чтобы тешиться ими.