Жизнь за грезы, или Околдованная женщина - [11]

— Нет, я не согласна! Мои адвокаты будут работать и добьются досрочного моего освобождения. Мне бы узнать, где теперь обитает Мухамат? Куда он ушел? Он повинен во всем, что случилось со мною. Он меня кинул, чтобы уйти самому от ответственности. Он и только он повинен в том, что я здесь!

— Ты в этом уверена, Фердэнэ? — спросила Симюэль.

— Мне так сказали мои адвокаты.

— Д-а-а, — протянула Симюэль и на несколько минут погрузилась в раздумье…

— Он, Мухамат, никогда не берег своих помощников и сподвижников, — сказала Фердэнэ, — он всегда умел уходить от наказания. Но это ему удавалось только за счет того, что он кидал других. А легавые, получив подачку в лице одного из сообщников Мухамата в свои руки, радовались и были счастливы успеху. Будто они поймали за бороду самого Аллаха. Мухамат же, улыбнувшись, легко уходил от ищеек и продолжал свои дела.

— Д-а-а, — еще раз протянула Симюэль. — Этот подонок Мухамат всегда спасал свою заскорузлую шкуру за счет гибели других своих сообщников, служивших ему верою и правдою. Вот и теперь он сидит на улице Тараканьей, где был клуб тараканьих бегов, и меняет валюту всех государств мира. Чувствует себя прекрасно, взял другое имя Дауд и теперь в полной безопасности. Иногда переправляет большие партии зелья. На малые дозы он больше не клюет. Ему подавай большой куш. Малые дела его больше не интересуют. И людей подобрал новых. Из старых его сообщников уже почти никого не осталось. Разве только одну Гюль-Гюль еще не заложил. Но если что, то и ее не пожалеет.

Джина-Фердэнэ, услышав исповедь Симюэль, про себя повторила в уме имя Мухамата, тихо сказала:

— Милая Симюэль, Гюль-Гюль тоже скоро будет здесь, в этих застенках. Мухамат-Дауд, как ты его назвала, легко расстанется и с нею, со своей шваброй. Он подберет для своих прихотей другую, более молодую и более красивую. Ведь ты, Симюэль, была его самой близкой, и все свои дела он доверял только тебе. А теперь? Теперь ты здесь, а он, как ты сказала, превратился в менялу валюты и жирует в тараканьем клубе. Так?

Симюэль подтвердила кивком головы.

— Какие же планы у тебя, Симюэль? — спросила Фердэнэ. — Ведь что-то надо делать? Надо что-то предпринимать! Здесь сидеть и киснуть в этой вонючей клоаке нельзя! Если мои адвокаты хорошо сработают, а я надеюсь, что сделают все, чтобы вытащить меня отсюда, я обещаю тебе, Симюэль, вытащить и тебя, если ты не освободишься раньше меня.

Так рассуждали сокамерницы по поводу сегодняшнего положения и намечали действия на будущее. Да какое там будущее, когда они изолированы от общества и сидят под самым пристальным присмотром надзирателей.

Пока Симюэль и Фердэнэ вспоминали прошлое и кое-что говорили на будущее, дверь камеры открылась с лязгом, стуком и каким-то неприятным металлическим визгом. На пороге появился надзиратель, а за ним стояли два вооруженных охранника.

Надзиратель назвал имя Тахиры и ее подружки-сокамерницы и приказал забрать вещи и выйти из камеры.

Как только заключенные ушли, через две-три минуты их топчаны примкнули к стенке и заперли на замки. В камере остались Симюэль и Фердэнэ. Теперь они могли свободно говорить о своих делах, и их никто не мог услышать.

Симюэль, хоть и давно уже сидела в заключении и не имела никакой связи с волей, но была хорошо осведомлена о том, что творится с ее бывшими подельниками, и знала обо всех изменениях в их деятельности. Видимо, она имела какие-то тайные каналы, по которым узнавала происходящие изменения в ее бывшей организации и что происходит с ее подельниками. Она была в полном курсе всех дел, происходящих в ее организации.

Симюэль вызвали к следователю, и в камере осталась одна Джина-Фердэнэ. Вдруг открылась кормушка, и через нее в камеру влетел комочек. Фердэнэ быстро подняла комочек и увидела, что это туго скомканная бумага. Она развернула ее и с удивлением прочитала: «Симюэль, тебе подсадили утку. Будь осторожна». Тот, кто бросил эту записку, перепутал. Он думал, что увели Фердэнэ, а Симюэль осталась одна в камере. Иначе он не решился бы бросить эту записку в камеру.

Фердэнэ порвала записку на мелкие кусочки и бросила их в парашу. Тщательно перемешала кусочки бумаги с содержимым параши так, чтобы нельзя было заметить бумагу.

Она подумала: «Надо скорее заканчивать разведку и сматываться. Иначе Симюэль узнает всю правду, и тогда мне не быть живой. Эта «диэточка» способна на все... Добра ждать не от кого».

Фердэнэ постучала в дверцу «кормушки» и, когда она открылась, попросила разрешения вынести парашу. Ей разрешили это сделать. Фердэнэ избавилась от улик, которые могли привести к осложнению отношений между нею и Симюэль.

Вскоре возвратилась в камеру Симюэль. Настроение у нее было подавленное, и Фердэнэ не стала приставать к ней с расспросами, — успокоится, придет в себя и сама расскажет обо всем, подумала Фердэнэ.

Заканчивался первый месяц пребывания Джины-Фердэнэ в тюремной камере вместе с Симюэль. Симюэль так прониклась доверием и уважением к Фердэнэ, что все то, что она знала о деятельности Мухамата и всей его организации, она без малейшей утайки поведала своей новой и пока что единственной сокамернице. Джина-Фердэнэ уже не знала, какие поставить вопросы перед Симюэль. Что у нее еще выяснить. По мнению Джины, Симюэль выложила все, что имела. Больше с нее выжать нечего, и Джина дала знать об этом тем, кто держал с нею связь все это мучительно опасное время. Она просила новых указаний и считала, что дальнейшая работа с Симюэль дополнительных сведений не принесет. Симюэль все, что знала, все выдала. У нее за душою ничего не оставалось.