Жизнь за грезы, или Околдованная женщина - [10]

Джина-Фердэнэ мысленно благодарила Бога и судьбу. Ей не надо теперь придумывать, с кем из сокамерниц начинать разговор о деле, ради которого она попала сюда, в эти тюремные застенки. Но и так сразу нельзя все открывать. Надо также все разузнать. Но сокамерница сама подошла к ней и назвала ее имя! Это тоже нельзя сбрасывать со счетов. «Не могли же они за эти полчаса, ни одним словом не обмолвившись, на расстоянии договориться? Все ведь на моих глазах!» Так думала Джина-Фердэнэ и тихо ответила сокамернице: «В нашем деле все бывает. Бывают и промахи, бывают и подставки. Трудно стало работать на этой стезе».

Сокамерница посмотрела в глаза Джине-Фердэнэ, села рядом с нею, рассказала ей, как они прокололись на перевозке наркотиков, и назвала людей, которые предали их интересы.

У Джины в легенде были эти имена. Она широко раскрыла глаза и спросила: «А где они теперь? Вы знаете их адреса? Им надо отомстить за то, что мы здесь!»

Собеседница тихо сказала: «Это бесполезно. Пока мы здесь — мы ничего не можем сделать».

— Н-е-т, дорогая! Я буду им мстить всю жизнь. И не только им, но и их потомкам, — сказала Джина-Фердэнэ и закрыла лицо руками. Она это сделала так, как это делала настоящая Фердэнэ.

Сокамерница обняла Джину-Фердэнэ и тихо сказала: «Успокойся, диэточка. Не надо так переживать».

По слову «диэточка» Джина поняла, что с нею говорит тот человек, ради которого она попала сюда, в тюрьму. Это слово она произносила как-то по-особому, с придыханием «диэточка». Другой человек так произнести это слово не может. Джине пришлось прослушать пленку, на которой записана речь ее сегодняшней собеседницы-сокамерницы, где она слово «диэточка» произносила много раз, не менее ста раз. Джина настолько точно и правильно запомнила эти произношения с придыханиями, что перепутать людей, произносящих это слово в разговоре, она никак не могла. Джина слушала собеседницу и все больше убеждалась, что с нею разговаривает именно тот человек, которого надеялась встретить Джина-Фердэнэ. «Ошибки быть не может, — подумала Джина. — Теперь надо еще разок проверить, и за дело. Долго тянуть с проверкой нельзя. Ее могут перевести в другую тюрьму или выпустить за отсутствием доказательств. Ведь все может статься», — подумала Джина-Фердэнэ.

— Да брось ты, Симюэль, возиться с этой слюнтяйкой. Дай-ка ее мне, я с нею поговорю так, как говорила со мною ушедшая вчера наша сокамерница-«мать», — проговорила одна из сокамерниц, именующая себя Тахирой. — Ее надо немножко обломать и приучить к нашим правилам и порядкам.

И поднялась со своего топчана, где сидела.

Симюэль, видя, что Тахира хочет направиться к Фердэнэ и преподать ей тюремный урок, встала перед Фердэнэ и закрыла ее собою.

— Не тронь Фердэнэ! Я не дам, чтобы ты начала расправляться с невинной жертвой! Я вызову наряд и тебя посадят в карцер! Сиди на месте и занимайся своим делом!

Тахира впервые увидела такой воинственной Симюэль и сразу остановилась. Она растерялась и сразу не сообразила, как дальше действовать.

Ее подруга-сокамерница взяла Тахиру за полу тюремного халата и потянула обратно на топчан, где она сидела. Тахира вернулась на свое место и что-то про себя пробормотала: «Ра-спу-сти-ла нюни. Видно, что впервые здесь. Надо приучить к новой жизни. Надо думать на воле, чтобы не попасть сюда. А коль попала, то терпи и не ной, не порть настроение другим! Ладно! Сегодня оставим, а там посмотрим, как быть!...Я с тобой, шалава, поговорю так, как со мною говорила «мать».

Я разберусь с тобой. Я вспомню тебе все. И как погиб наш «Фараон», поверивший этой шалаве, а она предала его, поведав о его делах греческой полиции. Ее тогда отпустили».

Джина-Фердэнэ тут же отреагировала: «Да, точно теперь известно, кто предал «Фараона». Это ты, «Жаба», такую ты тогда носила кличку, предала его за то, что он не любил тебя и дал эту кличку за твое угреватое тело. Так ведь, Жаба?» Тахира, услышав это, сразу как-то стихла, а Симюэль окончательно убедилась, что перед нею настоящая Фердэнэ-диэточка, и спросила: «Тахира! Это правда, что сказала Фердэнэ? Кто же теперь ответит за гибель «Фараона»?»

Но Тахира продолжала: «Она всегда так поступала: подставляла кого-нибудь из «своих», а сама выходила чистенькой, незамаранной. Ее еще называли «хамелеоном». Она перекрашивалась в разные цвета. Она свои волосы перекрашивала по несколько раз в день. Ох, Фердэнэ-Фердэнэ! Придется тебе обломать крылышки и лапки! Мы это сделаем! Только Симюэль вызовут на допрос, тогда мы с тобою поговорим. Уж очень долго ходила ты на воле. Всегда умела уходить вовремя. Ан нет! Вот и попалась. А теперь за все расчет!»

Джина-Фердэнэ хорошо помнила «легенду», но в ней ни одного слова о «хамелеоне». О том, что Фердэнэ перекрашивала волосы. Как же это? Что это, подставка или прокол в «легенде»? Она тут же, до утра, передала за тюремные стены полученную информацию и просила уточнить «легенду». Может быть, еще будут какие указания и уточнения «легенды». Попросила, чтобы убрали от нее обеих сокамерниц. Оставить только Симюэль.

— Диэточка, — сказала Симюэль, — ты не волнуйся. Привыкай. Теперь это твое жилище, и уж не на малое время. Тебе же объявили срок. Вот и жди его окончания. Нас раньше не выпускают.