Жизнь впереди - [5]

Шрифт
Интервал

Ночная тьма становилась вокруг все плотнее, все гуще, звезды бессчетно мерцали в небе, а в поле ни на минуту не прекращалась хлопотливая человеческая жизнь: вот простучали дроги по твердому, растрескавшемуся от дневного жара проселку; пара коней остановилась, фыркая, у полевого стана, где меж створами дверец желтел свет; кто-то в пыльнике коротко переговорил с полусонным дежурным и покатил дальше; а вон мчится по полю на мотоцикле человек в расстегнутой сорочке, и ветром треплет ему ворот; яркий свет от фары ослепил, ударив в самые глаза, и вдруг пропал на повороте; а вот со стороны деревни, едва угадываемой за холмами, явственно доносится шум молотилки.

Хватает людям работы и днем и ночью. А ребятам — спать!

Наконец все уснули. Только один Алеша никак не мог забыться — все казалось ему, что его кто-то кличет. За створками сарайчика, на скорую руку возведенного среди поля, по-прежнему светила керосиновая лампа, там все щелкали и щелкали костяшками на счетах.

Алеша утомился ворочаться без сна с боку на боку, к тому же захотелось пить. Он поднялся, громко прошуршав сеном. Наташа спросонья окликнула его.

— Пить! — шепнул Алеша и пошел туда, где стоял огромный цинковый бак.

«Пить!» окончательно разбудило Наташу.

Секунду спустя она нагнала мальчика. Они по очереди пили из большой кружки с длинной звонкой цепью. Их разделяла лужа, всегда, во всякую погоду, не высыхавшая здесь. Наташа, окунув губы в кружку, смотрела вопросительно на Алешу, потом отвела руку в сторону и прислушалась. В темноте блестели ее глаза, и капли сверкали на подбородке, на верхней губе.

— Что это? — шепотом спросила она.

Откуда-то близко доносился частый, множественный, взвизгивающий шум. Теперь Алеша наполнил кружку и приник к воде, не сводя глаз с девочки, точно впервые увидел ее, и только теперь мог внимательно рассмотреть ее белую блузку, темную юбку с лямками, идущими от пояса за плечи, крест-накрест. Наконец, оторвавшись от воды, глубоко дыша, он выплеснул остаток из кружки в лужу перед собой и тоже едва слышным шепотом ответил:

— Наверное, косы отбивают.

Оба осматривались, вглядывались в ночь, вслушивались во все ее шорохи и звуки.

— Хорошо! — сказал он.

— Хорошо! — повторила она.

Этот непроизвольно вырвавшийся у обоих возглас выражал собою не одно и то же. У Наташи то было глубоким, полным удовлетворением, естественной, но самой простой радостью насыщения: несколько глотков воды хорошо освежили ей губы, гортань. Меж тем Алеша меньше всего имел в виду утоленную жажду. «Хорошо!» — отражало в себе все многообразие его мыслей и чувств в эту минуту. «Хорошо!» — это огромная под звездным небом ночь в поле, со всеми запахами трав и цветов. «Хорошо!» — вот эта девочка, глаза которой светят так приветливо, и спящие в стоге сена товарищи, и все обилие звуков среди ночи, и шум оттачиваемых на завтра кос, и дальний безостановочный стук молотилки, и за жиденькой, рядом находящейся перегородкой стана неумолчное щелканье на счетах, и вдруг громкий, долгий, упивающийся, со сладостными завываниями зевок… Всё — «хорошо!»

«Счастливые люди! — с завистью думал обо всем этом Алеша. — Всласть наработались они сегодня, а завтра, только взойдет солнце, будет у них сколько угодно новой работы… Хорошо!»

Вот что было самым главным в жизни Алеши этим летом, но никто ничего не скажет об этом на последней линейке.

Ребята сошлись на последний сбор туда, где была трибуна, и флаг на высокой мачте, который в продолжение лета изо дня в день начальники отрядных штабов по очереди поднимали на утренней линейке и опускали на вечерней.

Тремя смыкающимися линиями в последний раз выстроились пионеры на площадке, — так что трибуна с большими плакатами-портретами по бокам, с Марьей Петровной, с обоими старшими вожатыми и с гостем из райкома комсомола составили четвертую линию и замыкали собою квадрат.

Когда отзвучали рапорты старших и Марья Петровна, — может быть, впервые за все лето — признательно и беззаботно улыбнулась им, Алеша вдруг испытал неведомое ему раньше волнение. Он осмотрел с особой значительностью линии товарищей и вытянулся в строю еще строже, неподвижнее.

«Вот оно!» — неопределенно подумал он, не найдя других выражений для внезапно нахлынувшего чувства.

Петя Званцев одобрительно подмигнул ему и едва заметно улыбнулся. Алеша не ответил на это дружеское приветствие и даже чуточку оскорбился неуместной улыбкой вожатого. Такая минута, а он…

Алеша отлично знал весь распорядок церемонии, которая сейчас развернется перед ним. Ему также наперед известно было все, что скажут по случаю закрытия лагеря администрация и комсомольские руководители: то же самое, что говорилось и в прошлом и в позапрошлом году, в других местах, в других лагерях, с другими руководителями. И все-таки с внезапным и глубоким волнением всем сердцем ощутил он, что миг этот — как бы первый важный рубеж в его жизни.

Он поискал глазами Наташу. Она была далеко, слишком далеко, — нельзя было уловить на таком расстоянии: так же ли она взволнована минутой, повеяло ли и на нее таинственным, одновременно смятенным и горделивым, откровением?


Еще от автора Арон Исаевич Эрлих
Молодые люди

Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!..  Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.