«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» - [271]

у дорогих моему сердцу немцев,

где были Гофман, Моцарт и Ходовецкий

(и Гёте, Гёте, конечно), —

кланяйся домам и прохожим,

и старым, чопорным липкам,

и окрестным плоским равнинам.

Там, наверно, все по-другому, —

не узнал бы, если б поехал,

но я знаю, что в Шарлоттенбурге,

на какой-то, какой-то штрассе,

живет белокурая Тамара

с мамой, сестрой и братом.

Позвони не очень громко,

чтоб она к тебе навстречу вышла

и состроила милую гримаску.

Расскажи ей, что мы живы, здоровы,

часто ее вспоминаем,

не умерли, а даже закалились,

скоро совсем попадем в святые,

что не пили, не ели, не обувались,

духовными словесами питались,

что бедны мы (но это не новость:

какое же у воробьев именье?),

занялись замечательной торговлей:

все продаем и ничего не покупаем,

смотрим на весеннее небо

и думаем о друзьях далеких.

Устало ли наше сердце,

ослабели ли наши руки,

пусть судят по новым книгам,

которые когда-нибудь выйдут.

Говори не очень пространно,

чтобы, слушая, она не заскучала.

Но если ты поедешь дальше

и встретишь другую Тамару —

вздрогни, вздрогни, странник,

и закрой лицо свое руками,

чтобы тебе не умереть на месте,

слыша голос незабываемо крылатый,

cлeдя за движеньями вещей Жар-Птицы,

смотря на темное, летучее солнце.

(181, с. 73–74)

С. 412…он не позволяет делать запасов. – Фунт не представляет собой запаса. – Мать Юркуна Вероника Карловна Амбразевич (1868–1938) действительно вела хозяйство Кузмина и Юркуна, однако никаких запасов продовольствия Кузмин не уничтожал, а иногда, напротив, сердился на Веронику Карловну за ее небережливость. Приведем здесь несколько записей из кузминского дневника как раз за 1921 г. Запись от 17 июня: “Мамаша пропала на рынке. Но нанесла всякой всячины” (185, с. 461); запись от 6 июля: “Опять какая-то канитель с едой, но мамаша отправилась и купила грибов и картошки” (там же, с. 466); запись от 13 июля: “С едой опять какая-то ерунда. Какие-то клецки, в один комок, на вечер. Вообще, с мукой мамаша обращается зверски” (там же, с. 468). Приведем тут еще запись из дневника Кузмина от 22 октября 1914 г.: “Сегодня рано встал. Ходил было к Матвею, но его не застал, накупал запасы” (188, с. 489).

С. 412Суеверие Гумилева было скорее “театром для себя”. — О “театре для себя” см. с. 512. О суеверии Гумилева вспоминала, например, жена его брата А.А. Гумилева: “Он до смешного подчас был суеверен, что часто вызывало смех у родных. Помню, когда А.И. переехала в свой новый дом, к ней приехала «тетенька Евгения Ивановна». Тогда она была уже очень старенькая. Тетенька с радостью объявила, что может побыть у нас несколько дней. В присутствии Коли я сказала А.И.: «Боюсь, чтобы не умерла у нас тетенька. Тяжело в новом доме переживать смерть». На это Коля мне ответил: «Вы, верно, не знаете русского народного поверья. Купив новый дом, умышленно приглашают очень стареньких, преимущественно больных стариков или старушек, чтобы они умерли в доме, а то кто-нибудь из хозяев умрет. Мы все молодые, хотим еще пожить. И это правда, я знаю много таких случаев и твердо в это верю»” (260, с. 125).

С. 412…около бывшего Бассейного рынка… – См. с. 497.

С. 413Еще до революции вся Россия распевала… – Ему и приписывали этот романс. – См. вкладку к нашему путеводителю. Ноты романса Кузмина 1907 г. издавались неоднократно и чаще всего с указанием имени автора музыки и слов. См., например: Дитя и роза: “Дитя, не тянися весною за розой…”: песня: / сл. и музыка М. Кузьмина (Так! – О.Л.). Пг., [1915]. С. 1–5. Приведем здесь полный текст романса по этому изданию:

Дитя, не тянися весною за розой,

Розу и летом сорвешь,

Ранней весною сбирают фиалки,

Помни, что летом фиалок уж нет.

Дитя, торопись, торопись:

Помни, что летом фиалок уж нет.

Теперь твои губы, что сок земляники,

Щеки, что розы Gloire de Dijon,

Теперь твои кудри, что шелк золотистый,

Твои поцелуи, что липовый мед.

Дитя, торопись, торопись:

Помни, что летом фиалок уж нет.

Летом захочешь фиалок нарвать ты,

Ан уж фиалок – то нет.

Горько заплачешь, весну пропустивши,

Но уж слезами ее не вернешь…

Дитя, торопись, торопись:

Помни, что летом фиалок уж нет.

Самым известным исполнителем этого романса был Владимир Александрович Сабинин (1888–1930), с портретом которого ноты и продавались.

С. 413…как профессор Брауде и Метнер… – Сравните в мемуарах Г. Иванова, которые, как мы уже отмечали, активно использовались О. в качестве сырья во время написания фрагментов НБН о Кузмине:

“Уже не в салоне, а окруженный знатоками, поет и играет Кузмин. Каратыгин. Метнер. Браудо. Они внимательно слушают это странное «чудо». Подражательно? – Еще бы. Банально? – Банально. Легковесно? – Легковесно. Но…

– Михаил Алексеевич, еще, еще спойте…” (157, т. 3, с. 106).

На самом деле ни музыковед Эмилий Карлович Метнер (1872–1936), взаимоотношения которого с Кузминым были скорее прохладными, ни Евгений Максимович Браудо, бывший приятелем Кузмина еще по “Аполлону”, сотрудниками которого оба числились (см.: 188, по именному указателю), никогда музыкальные произведения Кузмина не “превозносили”.

С. 413–415Сам Кузмин, понимая свои недостатки… – Дайте мне чаю! Горячего чаю! – Сравните в мемуарах Г. Иванова: