«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» - [242]

“А.А. и Л.Д. сидят в «Праге» и – просят туда; я – лечу; я – влетаю на лестницу; вижу, что там, из-за столика, поднимаются: ласково на меня посмотревший А.А., и спокойная, пышущая здоровьем и свежестью, очень нарядная и торжественная Л.Д. (ей одной было видно всех легче); она ставит решительный ультиматум: угомониться. Я – ехал совсем на другое; я думал, что происходит полнейшая сдача позиций мне Блоками; едва сели, как вскакиваю к удивленью лакеев; и – заявляю:

– «Не знаю, зачем вы приехали… Нам говорить больше не о чем – до Петербурга, до скорого свидания там».

– «Нет, решительно: вы – не приедете…»

– «Я приеду».

– «Нет…»

– «Да…»

– «Нет…»

– «Прощайте!»

И – направляюся к выходу, останавливаемый лакеем с токайским в руке; я – расплачиваюсь; Блоки, тесно прижавшись друг к другу, спускаются с лестницы; я – нагоняю: Л.Д. очень нервно обертывается; и в глазах ее вижу – испуг <…>; я думаю, что она верно думает, что я думаю – что-то недоброе; и я думаю на думы о думах: да, да, – удивительно сензитивно; но – успокойтесь: не это грозит, а – другое, о чем вы не знаете. Показалося мне, что Л. Д. показалося, что имею в кармане оружие я.

Все втроем мы выходим; расходимся перед «Прагою»; Блоки – по направлению к Поварской, я – к Смоленскому рынку.

Мы – не простились” (47, с. 185–186).

С. 328Через два часа был у Сережи Соловьева в его Дедове. Решил заморить себя голодом. Но Сережа помешал. – Сравните в “Воспоминаниях о Блоке” Белого: “Я через два уж часа лечу в Крюково, сваливаюсь к С. М., ни на что не похожий; С. М. со мной возится; тут нелепая мысль посещает меня: уходить себя голодом; пробую втихомолку не есть (ем для виду); и попадаюсь с поличным: С. М. Соловьеву” (там же, c. 186). Дедово – подмосковное имение бабушки С. Соловьева, располагавшееся в восьми верстах от станции Крюково Николаевской железной дороги под Москвой. Туда Белый переехал из Москвы 22 мая 1906 г.

С. 328Полумаску молотком / Приколотили к крышке гроба. – Точно цитируются две строки из стихотворения Белого “Вакханалия” (1906):

И огненный хитон принес,

И маску черную в кардонке.

За столиками гроздья роз

Свой стебель изогнули тонкий.

Над восковым его челом

Крестились, наклонились оба —

И полумаску молотком

Приколотили к крышке гроба,

Бокалы осушал, молчал,

Камелию в петлицу фрака

Воткнул, и в окна хохотал

Из душного, ночного мрака —

Один – заголосил, завыл

Над мертвым на своей свирели;

Другой – цветами перевил

Его мечтательных камелий.

Туда, – где каменный карниз

Светился предрассветной лаской,

И в рдяность шелковистых риз

Обвился и закрылся маской,

В подставленный сосуд вином

Струились огненные росы,

Как прободал ему жезлом

Грудь жезлоносец длинноносый.

Прикидываясь мертвецом…

И пенились – шипели вина.

Возясь, перетащили в дом

Кровавый гроб два арлекина.

(39, с. 138–139)

Это стихотворение Белый цитирует в “Воспоминаниях о Блоке” (47, с. 187).

С. 328Тогда я вызвал Сашу на дуэль. Через Эллиса. Но Саша отказался: “Поводов нет. Просто Боря ужасно устал”. – Сравните в “Воспоминаниях о Блоке”:

“…высиживается решение: вызвать А.А. на дуэль; твердо знаю: убить – не убью; стало быть: это – форма самоубийства; от Эллиса прячу намерение это, но посылаю его секундантом к А.А.; он, надев котелок и подергивая своим левым плечом (такой тик у него), отправляется тотчас же – в ливень и в бурю; его с нетерпением жду целый день, он не едет. Звонок: возвращается мама; и – застает меня в маске.

На следующий лишь день появляется Эллис; рассказывает: прокачавшися в бричке по тряской дороге, под дождиком, наткнувшися у Шахматова на отъезжающую в Петербург Александру Андреевну, – встречает А.А. и Л.Д. в мокром садике, на прогулке, отводит А.А., передает вызов мой; тут он имеет длиннейшее с ним объяснение. Эллис, передавая это мне, уверяет: все месяцы эти имею превратное представление об А.А.; он – не видит причин для дуэли; А.А. – то же самое он говорил-де ему:

– «Для чего же, Лев Львович, дуэль? Где же поводы? Поводов – нет… Просто Боря ужасно устал…»” (47, с. 188–189).

Эта попытка вызова на дуэль была предпринята 10 августа 1906 г. (194, с. 307).

С. 328Наконец, уже в сентябре я могу увидеть ее. – Прилично утопиться. – Сравните в “Воспоминаниях о Блоке” Белого:

“Наконец: получаю записку Л.Д.; ее тон – неприятельский. <…>

Что-то было октябрьское в хмурой квартирке А.А. Впечатление это скользнуло, как сон, потому что меня охватило отчаяние: в пышных, в неискренних выражениях Д.Д. объяснила: они пригласили меня для того лишь, чтоб твердо внушить мне – уехать в Москву; А.А. тихо молчал, опустивши глаза, улыбаясь и не желая подать свое мнение, но, разумеется, внутренне соглашаясь с Л.Д. Не прошло получаса, – катился с четвертого этажа прямо в осень, в туман, не пронизанный рыжеватыми пятнами мути фонарной; и очутился у моста; и машинально согнувшися, перегибался чрез перила, едва я не бросился – о, нет не в воду: на баржи, плоты, вероятно, прибитые к мосту и к берегу (не было видно воды: только – рыжая мгла); эта мысль о баржах – остановила меня; я стоял и твердил совершенно бессмысленно:

– «Живорыбный садок! Живорыбный садок!..»