Подставляя лицо под водяные струи, Игорь с удивлением отметил: он вспомнил о ней в первый раз за прошедшие сутки. И вспомнил без того удушающего стыда, который вчера утром выгнал его из квартиры. Чертовщина последних двадцати четырех часов настолько размагнитила внутренний компас, что Игорь даже не спорил, когда Серафима, посмотрев на давно пустую бутылку коньяка и его пьяные попытки вызвать такси, сказала:
– Оставайтесь. Место есть.
И на секунду мелькнула мысль: она попытается его соблазнить. Господи, о чем он вообще думал?! Игорь тряхнул головой и, словно наказывая себя за глупость, до красноты растерся жестким полотенцем. Расчесался пятерней, прополоскал рот, добавив в воду толику зубной пасты. С отвращением глянул на небритую морду в зеркале. Красавец, ничего не скажешь. Рубашка пахла неправильно, в подошве утюга не было выемок под пуговицы, голова соображала плохо, а первой парой сегодня семинар.
– Завтрак на столе.
Серафима стояла в дверях, сжимая в руках исходящую кофейным духом чашку. Растянутая кофта с психоделическим орнаментом доходила до середины бедра, оставляя открытыми бледные мускулистые ноги в оранжевых гольфах.
– А вы?
– Нужно заправиться, – достала из кармана пачку сигарет.
– Курить вредно, – сказал, застегивая верхнюю пуговицу, – неужели родители вам не объяснили?
На последних словах Серафиму перекосило.
– Мои родители, Игорь Станиславович, – произнесла дрожащим от ярости голосом, – умерли, когда мне было пять. В том возрасте, как вы понимаете, меня больше интересовали куклы и плюшевые медведи.
Серафима разрушительным вихрем пронеслась мимо Игоря. Громко хлопнула балконная дверь.
– Простите, – сказал, шагая за ней. – Я не знал.
– Да вы ни черта обо мне не знаете, – развернулась, выдыхая ему в лицо табачный дым, – и тем не менее уже измерили своей снобской меркой и поставили штамп.
Внезапно она аккуратно присела на ручку старого кресла: спина прямая, подбородок приподнят, ноги изящно сложены вместе.
– Вы только посмотрите, – выдохнула манерно. – Двинутая какая-то. Разве будет настоящая женщина так одеваться? А разговаривать? Как думаете, феминистка или лесбиянка? Да просто мужика на нее нормального нет… Ненавижу!
Отвернулась, судорожно затягиваясь. Игорь посмотрел на сгорбленные плечи, мелко дрожащую чашку и внезапно попросил:
– Угостите сигаретой?
Серафима смерила мужчину пристальным взглядом, затем молча выудила из кармана пачку. Прикуривал он уверенно. Зажмурился, втягивая горький дым, и по-драконьи выпустил его через нос.
– Кофе б еще.
– Если не побрезгуете, – протянула чашку.
Игорь не раздумывая смешал коктейль трудоголика.
– Бросали? Курить, – спросила уже спокойно.
– Да. Девушка настояла, – задумчиво сообщил ноябрьскому пейзажу за окном и, помолчав, добавил. – Бывшая.
Уголок рта дернулся в едкой усмешке, делая уставшее лицо мужчины живым и понятным.
– Извините, что наорала.
Серафима опустила глаза, теребя рукав кофты.
– Думаете, я сноб?
Игорь рассматривал трупик первой за три года сигареты.
– Нет, – покачала головой, – вы просто препод, а у меня аллергия на менторский тон. И дурацкий характер, поэтому временная нестыковка вполне естественна.
– Временная?
– Да, – кивнула. – Мы же с вами в одной лодке.
Он улыбнулся и скормил окурок глиняному цмоку.
– А вы, случайно, не помните, зачем мы стирали мою рубашку?
– Нет, – весело прищурилась Серафима, – сама хотела спросить. Придется уточнять у Аргита. Надеюсь, он уже закончил трапезничать.
– А что там сегодня?
Игорь вышел за ней с балкона.
– Кофе, яичница, остатки печенья и рецепт Джеймса Бонда.
– Взбалтывать, но не смешивать?
– Бинго, Игорь Станиславович!
– Пожалуйста, просто Игорь, вы ведь и правда не моя студентка.
Игорь не видел, как она улыбнулась.
– Добрый вечер всем. Глеб Урусов, руководитель первого отдела, вошел в переговорную ровно без десяти семь. Высокого начальства еще не было. Хорошо. Под приветствия коллег обошел стол и опустился в дорогое эргономичное кресло рядом с Зоей, которая все это время не сводила с мужчины сияющего василькового взгляда.
– Зоя, вы сегодня очаровательны. Кто бы ни вел вас ужинать, он счастливчик.
– Спасибо, – зардевшаяся женщина неуверенно убрала за ухо русый локон.
Гаянэ Церуновна, пришедшая одной из первых, неслышно фыркнула.
– Глеб, не в курсе, что за кипиш? – спросил вихрастый блондинистый тинейджер в толстовке с ярким принтом.
– Я знаю не больше твоего, Максимилиан, – пожал широкими плечами, поправляя золотые запонки с монограммой.
– Печалька, – парень зевнул и надвинул на глаза капюшон. – Тогда разбудите, как шеф придет.
– Мне кажется, я дал тебе достаточно времени для пробуждения.
Константин Константинович стремительно прошел к председательскому креслу.
– Да, но я очень поздно лег и никак не мог заснуть. У меня есть пятнадцать возможных причин для этого совещания.
– И не одной правильной, – высокая фигура в черном костюме с кровавой гвоздикой в петлице заняла место во главе стола.
– Это пари? – в прозрачных голубых глазах юноши мелькнул азарт. – Условия?
– Как обычно.
– По рукам!
Он потянулся через стеклянную поверхность, и бледная аристократичная кисть утонула в пожатии длинных костлявых пальцев.
