Жизнь Иисуса - [21]

– Да ты трусоват, обрезанный! – гадливо покривился эллин.

– Если я начну отбиваться, то доставлю вам удовольствие. Но мы не обижали твою сестру.

– Ты еще и болтлив, обрезанный! – Долговязый растерялся. Но подумал, что его заподозрят в мягкосердии, и толкнул Йехошуа. Тот отшатнулся. Но не выказал страха.

– Дерись! – воскликнул эллин.

– Нет.

– Эй, жердь! – Орава обернулась на голос. – Ты спрашивал обо мне?

За Иааковом сгрудилась шайка Тода. А сын скорняка, в эскамиде и босой на пол головы выше предводителя эллинов, выступил из-за спины Иаакова. Ноздри Тода раздувались, в желтых, как у рыси глазах, плескался злой огонь. Тод опирался на увесистый сук.

Среди эллинов послышались возгласы: «Западня! Обрезанные надули!»

– С этими я и так справлюсь! – сказал Тод, отбросил сук и направился к долговязому. Шайка – за вожаком.

Йехошуа хватал Тода за руки, уговаривал. Его оттолкнули и сошлись. Иудеи мстили язычникам за подлость: все на одного! Эллины же убедились в вероломстве иудеев и в хитрости болтуна. О Мирьям давно забыли.

Дрались зло. Тяжелое дыхание и громкое сопение, шлепки и глухие удары, тела, склещенные на траве, окровавленные лица. Тод ловко ткнул долговязого в подбородок, эллин упал и сельские попрыгали в воду. Другие пятились к броду. Иудеи не преследовали. Пришлось бы карабкаться на откос, теряя преимущество. Победа оказалась не полной. Тем не менее, в город возвращались ликуя. Тод подтвердил славу первого драчуна.

Растянувшись вдоль тропинки, мальчишки хвастались ссадинами и ушибами. Их голоса звенели над лугом, а бабочки разлетались от отряда вдоль обочины. Тод приобнял Йехошуа за плечи. От сына скорняка шибало потом, изо рта воняло гнилыми зубами, разбитыми в драках.

– Если что, всегда зови нас. Отец у тебя смелый! В собрании все его хвалят.

– Зачем ты влез? – раздраженно сказал Йехошуа.

Сын скорняка снял руку с его плеча.

– Ах, да, Маленький Раввин читал язычникам проповедь! – съязвил Тод.

– Но не бил морды!

– Уймись ты, святоша! – крикнул Иааков. – Если б не Тод! Радуйся, что цел…

– Да, где ваши мозги? Теперь они будут подстерегать нас, мы – их! – Друзья Тода прислушались к спору. – И чего добились?

– Ты из-за язычницы свихнулся! – подосадовал Иааков.

– Погоди, Лепешка! Мы поучили неверных! Чего же тебе еще? – спросил Тод.

– Они не отстанут.

– Так что ты хочешь?

– Я поговорю с длинным. Захочет, буду драться. Остальные не при чем.

– Ты? Ты? – в голос воскликнули Иааков и Тод. – Он тебя одной рукой прибьет! – вскричал Иааков. – Пусть Тод дерется!

– Тод побьет длинного, их придет вдвое и все повторится!

– Как хочешь, всезнайка! – Тод усмехнулся. – Эта наука тебе не повредит.

…Накануне шабат эллинов действительно пришло вдвое. Но у назареев было преимущество победы. Тод поговорил с длинным. Эллины заспорили. Новые рвались мстить. Битые кричали: обрезанные хитрят! Наконец, решили: кто попросит пощады или не встанет с земли – проиграл. Если упадет эллин, Петр – тот презрительно покосился на соперника, – Йехошуа не тронут. Если, наоборот: обрезанный забудет их сестру.

Противники остались в эскамидах. Эллины презрительно засвистели тщедушному иудею, словно высушенному солнцем. Длинный был неуклюж, но широк в кости и тяжелее. Иудей ловко ускользал от эллина, но его удары были безвредны. Стало ясно: все решит точная оплеуха эллина.

Внезапно перед глазами Йехошуа вызвездило. Он упал. В ушах гудело. Пот заливал брови, кровь – рот. Йехошуа сел. По лужайке сновали женщины, бранились и размахивали руками. Мальчишки отскакивали, но не убегали. Из звенящей дыры на Йехошуа выплывали лица Тода, Иакова, Петра и Мирьям.

– Перед следующим шабат в это же время, – гудел чей-то голос, а затем брат сказал: – Болтливая язычница позвала своих. Они стирали на берегу!

У Йехошуа кружилась голова, его тошнило. Дома он мгновенно заснул.

Всю неделю дети говорили об отчаянном смельчаке Маленьком Равви.

Перед шабат иудеи и эллины вновь сошлись. Они рассаживались в круг, как давние знакомые в гладиаторском цирке. У Йехошуа ныло все тело. Передние резцы шатались. На неделе отец заставлял сына работать: это отвлекало от боли. Сейчас же мальчику хотелось прилечь под ивами и слушать плеск воды и шелест листвы.

Петр неохотно преследовал Йехошуа, натыкался на несильные и не точные удары. Азартные физиономии, выкрики, колючие, как шипы акации! И этот мозгляк. «Добрый и умный! – хныкала Мирьям накануне дома. – А ты имени своего не напишешь!»

Эллин оступился: одни радостно взвыли, другие неодобрительно заулюлюкали. Тут же вскочил и наотмашь ухнул в голову. Иудей рухнул снопом. Эллины, торжествуя, повскакивали с мест. Победитель уперся в колени и переводил дыхание.

Йехошуа встал на четвереньки. Эллины притихли, а иудеи завопили, подбадривая Маленького Раввина. Он выпрямился на дрожавших ногах. Пол лица от рассеченной брови залила кровь. Тод удержал Иаакова, шагнувшего было выручать брата.

Затем многие посчитали Петра глупцом. Ибо никто не заметил преимущества иудея. Длинный подошел добить обрезанного. Что-то спросил его, проговорил: «Тебя никто не тронет!» – и под недоуменный ропот отправился умываться. Его товарищи, пожимая плечами, потянулись с поляны.