Жизнь и смерть на вершинах мира - [71]

История эта весьма популярна среди шерпов. Ее знают все наши местные помощники, будь то жители Намче-Базара, Тхаме или других поселений. Кроме устных преданий сюжет этот отражен н в старых шерпских рукописях. М. Опитц (о его заслуживающих внимания публикациях шерпских документов мы уже говорили) опубликовал перевод рукописи Сатак Лунгминг, составленной настоятелем монастыря Серло Седхуп. Рукопись кроме сведений о существовании и повадках снежного человека содержит историю, очень близкую к той, что рассказал мне Анг Ками…

Какие же еще черты приписываются йети в шерпских преданиях? И есть ли все-таки на свете подобные существа? Шерпы считают, что они наделены разумом и близки к людям своими повадками и способностями. Обладают памятью, понимают человеческую речь, между собой говорят на своем языке. Способны любить, ненавидеть, ревновать, быть застенчивыми. Боятся малярии, а значит, смертны. Пытаются действовать как люди, хотят быть на них похожими. Для шерпов это доказательство того, что йети в своем развитии близки к человеку. Однако же стремление наделенных разумом существ во всем слепо подражать людям говорит об их примитивности. Противопоставляя себя людям, они всегда проигрывают. Но при всей своей враждебности к роду человеческому на сознательную месть они не способны.

Йети не обладают сверхъестественной властью над человеком. Исключение составляют telmа, которые способны наслать болезнь, смерть и любые иные беды. Нельзя однозначно отнести их к представителям нечистой силы, духам или демонам. Но для шерпов они и не разновидность медведя, хотя внешне на него похожи. Наружностью напоминающие зверя, обладающие как демоническими, так и человеческими чертами, они, в представлении шерпов, реально существующие обитатели гор.

М. Опитц, имевший больше возможностей, чем я, изучить взгляды шерпов на снежного человека, пришел к выводу, который ясно и просто раскрывает суть проблемы:

«Один из хорошо осведомленных шерпов на мой вопрос, почему ни один из его ныне живущих соплеменников не говорит о своей встрече с йети, а лишь о встречах с ними людей прошлых поколений, ответил так:

— Йети живет, но мы его не видим. Можем его чувствовать, но никогда не можем к нему притронуться.

Не звучит ли в этом ответе признание невозможности обнаружить таинственное существо в реальном мире?»

Сегодня йети стали даже предметом торговли. Невероятно, по факт, что непальские авиалинии предлагают вам свои услуги через посредство «Йети»-сервиса, в магазинах продается виски «Йети», а дорогое ночное заведение в Катманду известно как бар «Йети» Но гораздо больше меня поражает тон, которым Анг Ками объявляет о возможности увидеть скальп йети, хранящийся в монастыре Кхумджанга. Двадцать лет назад это представляло бы трудную проблему. Сегодня же Анг Ками мне говорит:

— Конечно, за десять рупий его показывают всем туристам.

И затем он добавляет:

— Саб, за пятнадцать или двадцать рупий вы можете его и на голову надеть…

В ледовом сердце Махалангур-Гимала

Нашу научную программу должно завершить исследование верхней части Верхнего Бару некого ледника. Там закончится непрерывная цепь исследований, начавшихся в самых низких точках Непала и шаг за шагом поднимавшихся все выше, к главному хребту Больших Гималаев, к порогу Тибета. Это, если можно так выразиться, официальное обоснование данной, части программы. Но есть и иные, невысказанные побуждения, толкающие нас вперед и вверх. Мы с Гонзой Калводой никогда не говорим о них вслух, хотя оба задолго до отъезда из дома старались предугадать каждый наш шаг. Наверное, оба мы чувствовали одно и то же. Говоря откровенно, нами владело стремление к неизведанному, мечта посетить и познать эту единственную в своем роде область, затерянную между высочайшими вершинами мира, куда до сих пор удалось проникнуть лишь немногим избранным.

Старая пословица «В тихом омуте черти водятся» применима и к Гималаям. В самом деле, дикая и недоступная область Верхнего Барунского ледника, расположенная всего в нескольких километрах от «третьего полюса планеты», долгое время остававшаяся непознанной, стала точкой, куда устремились самые страстные помыслы альпинистов всего мира. Но пока еще нетрудно сосчитать следы тех, кто сумел побывать здесь. Среди первых были два гиганта в истории освоения Гималаев — Эдмунд Хиллари и Эрик Шиптон. Они увидели Верхний Барунский ледник в 1951 году с шеститысячной высоты седла над ледником Хонгу (Хунко).

«Перед нами открылся грандиозный просвет между горами. В нем к востоку и югу вздымались один за другим великолепные заснеженные пики, простирались ледники, и все это было увенчано вершиной Макалу. Под ее обрывистым западным склоном располагается ледник Барун. Шиптон и я были первыми европейцами, которые увидели эту фантастическую феерию. Нехватка продовольствия вынудила нас возвратиться…»

Через год Хиллари был снова здесь вместе с Шиптоном, Эвансом и Лоу. Преодолев ледник Хонгу, они достигли Верхнего Барунского ледника и были заворожены видом мощной ледяной пирамиды, которую до тех пор обозначали как пик «номер 39». Они назвали ее Барунтсе («тсе» по-тибетски означает «вершина»), «Она одна стоила бы специальной экспедиции», — говорил потом Лоу. Наступил май 1953 года, и Хиллари с Тенсингом ступили на вершину Эвереста. В эти минуты Хиллари взглянул на юго-восток, чтобы представить себе возможность подъема на другой исполин — Макалу, и позднее написал об этом так: «Между Макалу и тем местом, где я стоял, лежала полоса абсолютно неизвестной земли — лабиринт гор, ждущий своих исследователей».