Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [73]

Риббентроп посчитал это как отход Венгрии от совместной с Германией политики в отношении Югославии. Отчасти это так и было, потому что мы не имели никакого желания участвовать в военных действиях. Канье было довольно трудно успокоить взволнованного министра иностранных дел Германии, и в разговоре 25 августа он несколько изменил свое первоначальное заявление и сказал, что Венгрии потребуется от одного года до двух лет, чтобы закончить военные приготовления.

Находясь на борту «Грилле», я постарался объяснить свою точку зрения генерал-фельдмаршалу фон Браухичу, и мне показалось, что он ее полностью разделяет. О чем я не знал и о чем Браухич, естественно, мне не сказал, так это то, что руководство вооруженных сил Германии во главе с генерал-майором Беком намеревалось арестовать Гитлера и его ближайших соратников, если вопрос о Судетах, поднятый фюрером, приведет к войне. Британцы, как мне стало известно впоследствии, узнали об этом в сентябре.

Мы провели ночь на борту «Грилле»; на следующий день мы перешли на «Патриа», который, пройдя через канал Кайзера Вильгельма[59], поплыл на остров Гельголанд, у которого адмирал Тегетхоф сразился с датским флотом, имевшим численный перевес, в войне 1864 г. На подножии воздвигнутого в его честь монумента, доставленного из Пулы в Грац после окончания Первой мировой войны, были выбиты следующие слова:

ОТВАЖНО СРАЖАЯСЬ У ГЕЛЬГОЛАНДА И В СЛАВНОЙ БИТВЕ ПРИ ЛИССЕ, ОН СТЯЖАЛ СЕБЕ И ФЛОТУ АВСТРИИ БЕССМЕРТНУЮ СЛАВУ.

Мы осмотрели новые береговые укрепления острова, а также посетили известный океанариум. Жители Гельголанда в праздничных костюмах исполнили для нас народные танцы; а так как разведение лобстеров составляет важную часть экономики острова, то моей жене преподнесли на серебряном блюде гигантский экземпляр.

Во время круиза в Гамбург нам предложили замечательную развлекательную программу. Пианистка Элли Ней и виолончелист Хёльшер дали два отличных сольных концерта; а оркестр бывшего венгерского офицера Барнабаша фон Геци исполнял танцевальную музыку. Согласно первоначальной программе не предполагалось, что мы перейдем на «Патриа» до вечера; вероятно, мое «нет», сказанное Гитлеру, внесло изменение в нашу программу, что привело в оцепенение несчастного церемониймейстера. Я заметил, однако, что Гитлер, вопреки своей обычной практике, провел весь вечер среди веселившейся толпы, отобедав со мной и моей женой за отдельным столом; ему, конечно, сервировали только вегетарианские блюда. Наш разговор был главным образом о музыке. Гитлер сказал, что дни Вагнеровского фестиваля были его единственной возможностью отдохнуть от дел, и он пригласил нас посетить Байройт. Поскольку почти все члены немецкого правительства, ведущие военные деятели и несколько дипломатов, включая итальянского посла Аттолико, были на борту «Патриа», представилось множество возможностей для ведения дискуссий.

Старый ганзейский город Гамбург, который мы успели объехать до официального завтрака в городской ратуше, очаровал нас своим сочетанием сельской красоты, прирожденной элегантности и промышленной активности. По дороге в Берлин Гитлер повторил тот же самый трюк, что и во время визита Муссолини: он попрощался с нами на железнодорожном вокзале Гамбурга и, совершив какой-то хитрый маневр, сумел добраться до Берлина за три минуты до прибытия нашего поезда. Выглянув в окно, мы увидели, что он уже стоял на платформе и готовился поздравить нас с прибытием. Я был восхищен его мобильным автомобилем-канцелярией и «новостным фургоном», прицепленным к его личному поезду; я увидел их, когда его поезд обогнал нас. Гитлер был раздражен, когда узнал, что чешский и румынский министры тоже приехали встретить нас в знак примирения с нами после заявления, сделанного в Бледе. Фюрер устроил за это головомойку совершенно не виноватому барону Дёрнбергу.

В Берлине мы были последними гостями в старом Дворце рейхспрезидента на Вильгельмштрассе, одно крыло которого занимал тогда руководитель президентской канцелярии Мейсснер. Здание было предназначено для ведомства Риббентропа, который заявил, что оно «естественно» слишком тесно для него и потому к нему были пристроены два новых крыла. Во время торжественного банкета в новой Рейхсканцелярии Гитлер, подняв бокал, заявил, что близкие друг другу венгерский и немецкий народы наконец-то обрели «свои окончательные исторические границы». Подобное заявление он сделал вскоре после этого в Мюнхене, сказав, что последние территориальные притязания Германии были удовлетворены после приобретения Судетской области. Я выразил благодарность за оказанный нам прием еще на борту «Грилле» и высказал только одно замечание, что разрушительная деятельность тайфуна не может быть остановлена одной лишь констатацией факта, что это «аномальная атмосферная депрессия». В Берлине я подчеркнул наше желание «продолжить нашу работу по мирной реконструкции». Поведение Гитлера в тот вечер указывало гостям на то, что он не совсем доволен результатами нашего визита.

Военный парад в мою честь в Берлине 25 августа был самый большой среди тех, что устраивались до этого. Колонны техники (и все они были сделаны не из папье-маше) – танков и моторизованной артиллерии – все шли и шли перед нами. И казалось, это будет продолжаться бесконечно; весь парад продолжался два с половиной часа. Военные подразделения и их вооружение производили сильное впечатление. Взглянув на трибуны, на которых стояли дипломаты и военные атташе, я подумал, что Гитлер, организовав этот грандиозный спектакль, добился своей цели.