Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [71]

Глава 15 Разногласия с Гитлером

Год аншлюса Австрии, Судетского кризиса, Мюнхенского соглашения и Первого Венского арбитража подверг венгерскую политику суровому испытанию. Как бывший моряк, я привык полагаться не только на внешние приметы изменчивой погоды, но и на показания барометра и метеорологический прогноз. В 1938 г. я видел надвигавшийся шторм, когда не только простые люди, но и видные государственные деятели все еще продолжали верить в возможность мира в наше время. Я осознавал, что необходимо твердо держать штурвал совсем небольшого корабля венгерского государства, чтобы он не сбился с курса в бурном море международной политики. Мы желали провести ревизию различных соглашений и договоров, но только мирными средствами. Так я рассматривал сложившуюся в мире обстановку, еще не обретя необходимого опыта в результате известных событий. С чувством удовлетворения я нашел в мемуарах Эрнста фон Вайцзеккера, статс-секретаря немецкого министерства иностранных дел, фразу, которая ясно показывает, насколько актуальны были мои соображения в то время: «Мы должны во что бы то ни стало не дать втянуть нас в новую войну». Это были слова, которые в августе 1938 г. я произнес при первой встрече с фрау фон Вайцзеккер, которая собралась сопровождать мою жену в путешествии по Германии. Теперь я собирался адресовать эти слова самому Гитлеру.

Мы с напряженным вниманием наблюдали из Будапешта за драматической борьбой, которую вел австрийский канцлер Шушниг за сохранение независимости своей страны. Унификация двух немецких государств была логическим завершением насильственной дезинтеграции Австро-Венгерской монархии. Венгрию не призывали, да и у нее, к тому же не было возможности гарантировать мирные договоренности после того, как западные демократии, потерпевшие недавнее поражение в гражданской войне в Испании, и Муссолини отказались поддерживать Австрию. Позднее я узнал, что даже Югославия, член Малой Антанты, помогла Гитлеру утвердиться в своем решении. Когда мы вместе с Италией и Югославией стали 11 марта 1938 г. соседями Германии, это полностью изменило баланс сил в Центральной Европе. Я понял, что именно теперь пришел черед и Чехословакии, когда ее с трех сторон охватила Германия. Для Бенеша и Масарика пришел час расплаты за все их настойчивые попытки создать чешское государство с помощью фальсифицированных карт и таких же фиктивных данных, когда они получили территории, на которых чехи, государствообразующий народ, составляли меньшинство среди словаков и других лишенных родины наций: немцев, венгров, русинов и поляков. Мы, во всяком случае, не были удивлены, когда несколько недель спустя после аншлюса судетские немцы выступили со своими требованиями. Наш премьер Бела Имреди, который сменил 14 мая на посту Дараньи, и Канья, наш министр иностранных дел, вернулись в июле из своей поездки в Рим, получив заверения Муссолини, – это было после визита Гитлера в Италию, – что он, Муссолини, «безоговорочно поддержит» немецкие требования к Чехословакии. Лондон послал лорда Рансимена в Прагу, чтобы выяснить – ждать ли от Венгрии, что она совместно с Литвиновым[58] выступит в защиту чехов. Но за три года до этого мы высказали всем, даже американскому правительству, нашу озабоченность новым вмешательством Советского Союза в дела Центральной Европы на основании ее договоренностей с Францией и Чехословакией. Однако мы, и это важно подчеркнуть, никоим образом не связывали себя какими-либо политическими и военными обязательствами перед Германией во время моего визита в эту страну.

Гитлер пригласил меня посетить Германию летом 1938 г. Он, вспомнив, что в прошлом я был главнокомандующим военно-морским флотом Австро-Венгрии, традиции которого были вновь возрождены на флоте Германии, хотел оказать мне честь присутствовать при спуске на воду нового крейсера, а моя жена должна была принять участие в торжественной церемонии крещения корабля. Как бы я ни был рад снова встретиться со старыми флотскими товарищами, меня возмущало, насколько нагло пользуются моей естественной и понятной привязанностью к флоту. В случае данного приглашения Гитлера цель была ясна, и это мне не нравилось. И события скоро показали, насколько обоснованы были мои дурные предчувствия.

Поездка, в которую я отправился 21 августа в специальном поезде с большой свитой, была подготовлена немецкой стороной очень тщательно. Тяжелый крейсер должен был носить имя известного флотоводца – «Тегетхоф», явно с намеком на австро-венгерские традиции. Просмотрев программу предстоящих торжеств, я обратил внимание на то, что подобное решение назвать корабль именем победителя в битве при острове Лисса (Вис) в 1866 г., несомненно, озадачит итальянских друзей Германии. Поэтому крейсер был назван в честь принца Савойского «Принц Евгений». С другой стороны, немцы опасались, что меня могут задеть слова одной арии из «Лоэнгрина», которую я выбрал для торжественного представления: «О Боже, защити нас от гнева мадьяр!» Я успокоил церемониймейстера барона Дёрнберга на этот счет. Я был искренним поклонником Вагнера и выбрал эту оперу не для того, чтобы показать, что я якобы сожалею о днях, когда Венгрия была более могущественной, чем она есть сейчас.