Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - [51]

Я росла, по словам мамы, «смекалистой и проходимой», то есть проворной, но эти качества выказывала далеко не всегда. Чаще всего стеснялась, забивалась в угол, а то и прямо под лавку. Так случилось и на этот раз: я стояла у самого порога и боялась двинуться, но меня заметили, стали выталкивать вперед. Так оказалась я напротив стола. Чего там только не было! Главное, много хлеба. К слову сказать, хлеб мы с мамой начали досыта есть, когда я училась уже в пятом классе!

Похоже, что пришли к бабушке самые голодные, пришли, как и я, за милостыней. Мои дяди сидели в центре стола в военных офицерских кителях, увешанных непонятными для меня орденами и медалями. На плечах были золотые погоны, пуговицы блестели, они были в центре внимания. Вдруг я услышала из толпы:

– Неуж Танюшку не посадят за стол, бескровные?

– Боятся, что она их объест…

Неожиданно баба Марфа берет и несет алюминиевое блюдечко супа, ставит его на лавку в конце избы:

– Ешь, Танюшка.

Народ расступился, я села на лавку, но есть было неудобно. Пришлось встать коленями на пол и есть с лавки. Вдруг я отчетливо слышу с разных сторон голоса:

– Как собачонку, кормят внучку-то, неуж за стол не посадить? Ну ладно, Лизу вы знать не хотите, но внучка-то у вас одна. Серафима война унесла, так пусть помянет отца, как положено, за столом. Видно, умирать не собираются и Бога не боятся.

И вдруг какая-то неведомая доселе упругая пружина распрямилась в моем маленьком тельце и с силой ударила в голову. Я оттолкнула блюдечко, разлила остатки супа и выбежала из избы. Я бежала до дома, не останавливаясь, и чувствовала, что со мной поступили жестоко, несправедливо. Меня обидели.

Все это было, как вчера.

Некоторые ошибочно считают, что дети не могут чувствовать серьезные моменты в жизни, – это не так. Они чувствуют их не хуже взрослых, только сказать о них по-взрослому не умеют.

Как легко обидеть человека, особенно ребенка, это хрупкое, бессловесное создание, как легко поранить его душу и при этом ни перед кем не держать за это ответ, кроме своей совести.

Маме рассказала все, как было. Она слушала молча, видно, личные обиды за много лет перегорели у ней внутри. Она спокойно спросила: «Ты хоть супу-то поела? Я-то думала, что ты сытая придешь, неправильно ты сделала, что суп вылила. Грешно над Божьим даром глумиться. Сперва поешь, скажи „спасибо“, а потом уж обиды высказывай. Или уж совсем не ходи и следу не клади».

Больше по своему желанию никогда я не переступала порог дома бабушки с дедушкой. Если уж очень зазывали, то заходила, но никогда не задерживалась.

В минуты внутренних переживаний маме ничего не оставалось делать, как верить в Божественную справедливость. Она считала, что рано или поздно Господь покарает за грехи. Иногда условия жизни ломают человека, только несгибаемых еще больше закаляют, а слабых духом могут скрутить так, что человек перестает принадлежать себе, теряет способность сопротивляться, плывет по течению, куда «святая вынесет», чаще это кончается плохо или совсем трагически.

Я думаю о маме: как она, такое с виду хрупкое создание, не только не сломалась, а нашла силы на выполнение родительских обязанностей, заботу, внимание и любовь. А если мать воспитывает ребенка одна, то прежде всего боится, чтобы дитя не было сломлено жизнью, умело противостоять ее вызовам. Оттого в каждом удобном случае слышим мы материнские наказы, которые нередко делаются впрок, а мы, не понимая, раздражаемся, спорим, ворчим… Помню, как мама наговаривала мне, что против зла делай добро, а я возмущалась:

– Кто это придумал?

– Помни, дочь, находятся и на Бурку крутые горки.

Уж чего-чего, а крутых горок судьба нашему поколению не пожалела. Вспоминаю детские годы, когда навязчивое, неутолимое желание поесть куда только и на что только не толкало нас. Мы везде искали пропитание!

Чаще всего летом мы от голода спасались с подружками на маленьком болотце рядом с деревней.

– Иди, Таня, может, на ягоды натакаешься, вечером полакомимся с тобой. Живая душа всего хочет. Только босиком не ходи, там змеи, да от подруг не отставай.

Однажды, выходя из болота, мы обнаружили, что место было незнакомое. Рос густой тальник, кочки стояли в мой рост, внизу под ногами – вода. Подруги Зина и Рая шли первыми, я замешкалась, остановилась и оглядела все кругом: огромные кочки покрыты зеленым мягким мхом, стоят, как огромные шары, между ними плещутся в воде, как маленькие дети, лягушата, слышно, как гибкая ящерица на маленьких, широко расставленных ножках быстро юркнула вдоль поваленного дерева. Вдруг я увидела, слева от меня лежит на высокой кочке толстая пятнистая змея, свернувшись в три калачика. Она резко подняла голову, открыла большой рот и заиграла своим язычком. Я пустилась бежать, не глядя под ноги, не разбирая, где сухо, а где сыро, путаясь в паутине, разгребая кусты, и наконец, запнувшись, упала между кочками. Ягоды высыпались в воду. Кое-как пригоршнями собрала я половину ягод, заплакала от неудачи и догнала подруг.

Мы выходили на дорогу, с двух сторон обнимали нас молодые березки. Хорошо, что подружки не оставили в беде. Дома мама выслушала меня и поучила: