Живой обелиск - [36]

— Неужели Арчил и вправду принял тебя в колхоз? Втайне от Чипи и Габо? Втайне от Лексы и Хыбы?

— Послушай, Хута! Что ты затвердил одно и то же? Говорят тебе, что я подал заявление, и все!

Хута молчал. Цуг сказал чуть тише:

— Я отвел в колхоз пять быков. Но ты же знаешь, что быков я держу только парами. Одиночек закалываю.

— У тебя много годовалых бычков, найдешь скотине пару.

— Нет, Хута, я сделаю другое.

— Что ты сделаешь?

— Я отдам шестого быка в пару к твоему… — шепотом произнес Цуг. — Гони моего быка к себе в хлев и наши парой на здоровье! Только о моем заявлении никому не проговорись! Особенно остерегайся Хыбы и Лексы. Так мне наказывал Арчил! Пусть, мол, до поры это будет секретом!

Хута не поверил своим ушам.

Пара быков — не шутка! Он всю жизнь мечтал об этом: пара быков, только одна пара и арба с ярмом! Пара быков потащит железный плуг… А если Цуг половину урожая отберет за своего быка? С чего это он так расщедрился?

«Промокший до нитки не боится сырости», — подумал Хута, когда волок свою козу в колхоз, но перед ним встал Цуг. «Неужели без Цуга нельзя построить колхоз? Тогда для чего суетились Арчил, Габо, Иос? А Чипи? Пропади они пропадом! Но если Цуг говорил правду, то Арчил предал и Чипи, и Габо, и Иоса… Арчил прямой, как фаринк, говорят в ауле. Вот тебе и прямой, и отважный! Втайне от всех принял кулака в колхоз. А бык — это целое богатство! И за какие блага Цуг дарит быка ему? С кем посоветоваться? Не скажет же он самому Арчилу, что тьма его черного сердца выпирает из его глаз!»

Цуг не промахнулся в расчете. Потрясенный Хута отправился поделиться новостью прямо к Хыбы.

Хыбы и Лекса вернулись озлобленными, спрятались в своих домах, старались не показываться на люди, точно им дела не было ни до Процентов, ни до колхоза.

— Почему аулом распоряжается сын каменотеса? Для чего же я кончал телавские курсы, ношу в кармане мандат? — возмущался Лекса, усаживая к столу Хуту.

«Настало новое время, возвещает Арчил. Что же здесь нового? Для чего вся суета, если не обошлись без сына кулака?» — кусал в задумчивости кончик уса Хута.

— Если бы Габо и сын каменотеса были против кулаков, они не приняли бы Цуга в колхоз. Люди ушли на охоту, а собаки залезли в кладовую! — сообщил он хозяину дома новость.

— Кто тебе сказал, что Цуга приняли в колхоз? — подскочил на месте Лекса.

— Сам Цуг…

Хыбы и Лекса удивились: с каких это пор Цуг стал делиться секретами с Хутой?

— Он предупредил, чтобы я никому не проболтался. Не напрасно же он подмазал Арчила своими бычками!

— Какими бычками? — в один голос спросили Хыбы и Лекса.

— Пять быков он отдал колхозу, шестого обещал подарить мне.

Хыбы опрометью выбежал из комнаты…

Председатель был один в колхозной конторе, построенной по совету Чипи. Арчил сидел на табурете и курил, сгорбившись. На шорох шагов поднял голову и красными, воспаленными глазами оглядел вошедшего. На его заросшем черной щетиной лице блуждала детская улыбка.

— За два дня вспахали больше половины Процентов! — похвалился он, будто Хыбы пришел узнать про это.

Хыбы молчал, Арчил блаженно улыбался. Наверное, ему виделся в эти минуты светящийся пар над вспаханным полем.

— Сердце радуется, — добавил он.

Хыбы не удержался:

— Сердце Цуга не меньше радуется!

Будто обухом по голове ударили эти слова Арчила.

— Человек, мечтающий о новой жизни, не скажет такие слова, Хыбы!

— Я тоже мечтаю о новой жизни, только без кулацких элементов.

— О каких элементах ты говоришь?

— Я не хочу колхоза, который нельзя построить без Цуга, — прорвало Хыбы. — Не за тем мне дали мандат!

— Если у тебя нет ума, то к чему тебе мандат? — взревел Арчил.

— Весь аул об этом говорит. Заявление Цуга у тебя в кармане!

— Заявление Цуга? Ха-ха-ха! — он достал из кармана бумаги и поднес их к глазам Хыбы. — На, разбери их! Ты же член правления! Найди среди них заявление Цуга!

— Мне не до смеха, председатель. Верни мое заявление, — сухо сказал Хыбы. — Сначала Цуг отдал быков, а затем и сам влез в колхоз.

Арчил скомкал заявление Хыбы и швырнул ему в лицо:

— У-у! Ты и в самом деле элемент! — Он схватил Хыбы за плечи и вытолкнул за дверь. — Убирайся прочь! Без тебя вспашем Проценты!

— Ты вспашешь их вместе с Цугом!

Одну дорогу в жизни видел Арчил, — колхозную. По ней шли и Габо, и Чипи, и Иос. Бог свидетель, Арчил хотел избрания Хыбы. Какой же председатель из сына каменотеса, если он не обучен грамоте? Но люди не захотели избрать Хыбы! Глаз у народа острый. Заметили, что Хыбы и Лекса герои только на слова, а на деле…

Помнит Арчил, как в Душети крестьяне сражались с кулаками за землю. Услышав о душетских событиях, терекаульская молодежь, вооружившись, ушла на помощь крестьянам.

«У меня правый глаз почти слепой, я не могу целиться», — прикинулся несчастным Хыбы. Лекса тоже согнулся, как хворая кобылка. «Мать Сабо при смерти, я должен отвезти ее к врачам», — сказал он.

Не было Хыбы с Лексой и тогда, когда Арчил и Габо, спасаясь от преследования вооруженных кулаков возле аула Шахветиле, бросились с обрыва в реку Ильто.

Когда объявили борьбу с отсталостью и безграмотностью, Хыбы и Лекса, вооружившись бумагой и карандашами, ходили по дворам и обучали грамоте аульчан. Из активистов, умеющих читать и писать, некоторых послали учиться за счет государства. Кто был активней Хыбы и Лексы? Их и направили на телавские курсы. А кого могли обучить Арчил и Габо, когда сами с трудом читали по буквам?