Живой обелиск - [35]

«Один из твоих пяти быков заменит в упряжке Габо и Чипи, а распахать двумя парами землю Процентов нельзя. Слишком твердо!» — подражая сладкому голосу Цуга, сказал Арчил.

«Зато земля Ахайды мягкая и рыхлая. Двумя парами можно обойтись. Завтра проведешь там первую борозду, Арчил».

Арчил словно отупел от соблазна и заметался, как муха в паутине. Очнулся он от голоса Чипи:

«Не слишком ли большая расточительность для тебя, Цуг? Ты же сам говоришь, что страдаешь без скота!»

«Чипи! Конь и то своему собрату сказал: «У меня нет руки, как и у тебя. Стань поближе, почешем друг друга зубами».

Габо не удержался:

«Ты-то уж слишком нас почесал! С нас и сейчас падают лоскутья кожи», — он еще хотел что-то добавить, но Арчил толкнул его в бок.

Цуг будто и не слышал колких слов.

«Габо! Попавший в беду лев подружится и с мышью».

«Вот это завидная дружба!» — фыркнул Иос.

Цуг презрительно отвернулся.

«Председатель, обращаюсь к тебе! Ты неприветлив, но я не увещевать тебя пришел. Посмотрел я сегодня с горы на Ахайды и понял: мой сосед хоть и силен, но Процентов ему не поднять без моих быков».

«Знать бы, куда метит хитрец!» — думал Чипи, почесывая подбородок.

«Цуг останется Цугом, — думал Арчил, — а скотина не способна предавать! И колхозу не в ущерб».

Цуг словно угадал причину колебаний Арчила:

«Председатель… Скотина не способна хитрить, а нам жить в одном ауле. Примите в колхоз хотя бы пять моих быков».

«У скота нет языка, достаточно уверений их хозяина…» — проговорил Арчил невнятно.

Габо вздрогнул и, полоснув по воздуху рукой, ушел, не оглядываясь. Цуг проводил его настороженным взглядом.

«Подожди, Дзуака!» — хотел крикнуть Арчил, но вместо крика из его горла вырвался какой-то хрип.

Он стоял в темноте и чувствовал себя так, будто его меч, которым он замахнулся на врага, превратился в воск…

— Запиши! — твердо сказал мне Иорам. — Запиши: на этот раз Цуг перехитрил Арчила!

— И никто не понял этого? — спросил я.

— Не ушел бы Габо, если бы не понял!

III

Вечером Хута столкнулся лицом к лицу с Цугом.

— Ты упрекал меня, что я погнал в колхоз свою козу против ее воли, а твои быки вступили в колхоз по собственному желанию?

Цуг долго смотрел на худощавое лицо Хуты, потом захохотал:

— Может ли твоя коза сравниться с моими быками?

Смех больно уколол Хуту, и ему захотелось тоже уязвить Цуга.

— А почему бы и нет? Ты же сам сказал, что скот пойдет туда, куда его погонишь!

Цуг провел ладонью по спине Хуты, как будто дружески укоряя:

— Скот чует настроение своего хозяина, Хута! Твоя коза чуяла, что хозяин хоть и ругается, но сердцем одобряет ее упорство.

— В таком случае, раз твои быки вступили в колхоз добровольно, значит, хозяин тоже не прочь подсесть к общему столу Арчила.

— Сердце человека — это одно, а его язык — другое… Разве язык и сердце всегда одинаково выражают желание человека?

Хута не уразумел смысла сказанного.

— Значит, дела Габо и Арчила пойдут в гору, если колхоз заимел такого сторонника, как ты? — спросил он.

— Никто тебе не говорил, что я — сторонник колхоза, построенного Арчилом и Габо! — сказал Цуг и, почувствовав, что зашел слишком далеко, решил смягчить сказанное: — Я — сторонник колхоза, построенного мной! Ты же сам знаешь, земли и скота у меня хоть отбавляй! И за инвентарем дело не станет. Я бы за неделю все их земли перепахал! А они сидят на бесплодной земле Процентов, как медведи под цветущим кизилом…

У Хуты все перемешалось в голове. Он знал, что Цуг самолично пригнал пять быков в колхоз, и теперь не верил своим ушам. А Цуг продолжал:

— У паршивых хозяев и колхоз будет паршивым! Разве на земле Процентов можно что-нибудь построить? В моих руках маслянистые земли, быки со стальными шеями и плуги не с железными лемехами, а с фаринками! Вот я и построю свой колхоз!

«Он смеется надо мной!» — мелькнуло в голове Хуты.

— Вот если бы тебя тоже приняли, как твоих быков! — проговорил он.

Цуг снова расхохотался. От смеха у него затрясся острый, как клин, подбородок.

— Примут! Еще и просить будут. — Он перешел на шепот: — У Габо и Чипи хоть и есть в жилах сила, но долго они лямку не потянут. Все дороги их ведут ко мне. Где еще им найти рабочий скот?

— А зачем им идти к тебе? Ты же сам пригнал к ним быков?..

Цуг опять покатился со смеху:

— Вспомни, Хута, притчу, как лис проглотил нож, измазанный медом, и железка застряла у бедняги в заду! Мои быки как тот нож, Хута!

— Ты одинок, а их много, ты снаружи, а они внутри! Ты никто против них… — едва нашелся Хута.

— Пойми, Хута, я уже не снаружи! Мои быки вступили в колхоз, не написав даже заявления. А мое заявление лежит в кармане Арчила. Только тебе скажу, больше никому… Смотри, Хыбы и Лексе ни гугу, а не то опять начнут размахивать перед носом председателя своими мандатами.

— Но ты же вчера заставил меня вернуть козу… — забормотал Хута.

— То было вчера, а сегодня — другое дело. Вчера шел разговор об избрании Хыбы председателем. Сегодня это место занял Арчил.

— Наверное, и стадо ты погнал ради Арчила?

— Конечно! Он не такой грубый и неотесанный, как Чипи и Габо. Он, как Лекса и Хыбы, от страха в постель не мочится…

Хута спросил, пристально глядя в иссохшее лицо Цуга: