Живой обелиск - [29]
Так вот… Абреки примолкли, а Иба танцевал, точно не замечал сына Хитора.
«Эй, довольно!» — рявкнул Цуг.
«Вах, Цугоджан, это ты? Разве я тебя вызывал на круг?» — наконец-то заметил его Хангоев.
«Я тебе покажу, как бахвалиться в нашем ущелье!»
«Если бы ты вместо языка удаль показал!..» — съязвил Хангоев.
«Перестань пускать пыль в глаза!» — Цуг схватил абрека за руку, но тот отскочил как пружина и снова в танце встал перед ним на носки.
«Отдохни-ка лучше, а я пока потанцую. Может, у тебя силы прибавится», — захохотал абрек.
«Ну, берегись!» — кинулся на него позеленевший от злости Цуг. Противники сцепились под оглушительный треск барабана. Хангоев в мгновение ока оторвал Цуга от земли, и тот, описав ногами круг в воздухе, плашмя рухнул возле абрека.
Зрители не успели ахнуть, как Цуг очутился под тяжелой тушей своего противника.
Смешались крики, свист, смех, рев. Цуг, красный и униженный, стоял в стороне, постанывая и скрежеща зубами.
«Молодец, Иба!»
«Выволоки этого помятого танцора и надуй его заново!» — выкрикивали зрители, стараясь перещеголять друг друга в остротах и насмешках.
«Теперь, Хангоев, намыль шею Габо и можешь закурить трубку!»
Цуг опять бросился на абрека, но их обоих вытолкнули из круга.
Твой отец и его друг, Арчил, стояли рядом, — продолжал рассказывать дядя Иорам. — Я слышал, как Габо шепнул Арчилу: «Цуг слишком горяч. Он не выдержит натиска этого буйвола». И подтянул ремни. Арчил угадал намерение друга.
«Ты же больной, Дзуака![21] Повалит тебя абрек».
«Нет, я растолку его как в ступке!»
«Не обидятся ли люди, Габо?» — уже уступая, спросил Арчил.
«Потому и хочу сразиться с ним, что он глумится над людьми!»
«Тогда выпей хоть несколько глотков араки, может, лихорадка стихнет!»
«Не волнуйся, сквозь землю не провалюсь!»
Всучив кинжал и револьвер Арчилу, Габо прыгнул в круг.
«Гей! Осетинскую танцевальную! Арс-тох!»
Дядя Иорам, захваченный своим же рассказом, подкрутил левый ус.
— Неугомонный и горячий был твой отец. Шел напролом и не мирился с несправедливостью. Вот и тут вышел сразиться с абреком, хотя поражение Цуга его ничуть не беспокоило.
Когда в Душети подняли мятеж кулаки, Габо преследовал бежавшего Хангоева, но тому удалось ускользнуть. С тех пор абрек искал случая сквитаться с ним. Праздник Уастырджи свел их: абрека с целой бандой подручных и Габо с побратимом.
Габо никогда не был особенно разговорчивым, но на этот раз, чтобы разозлить абрека, стал хвастаться:
«Э-э-э, Иба! Что маленький воробей орлу, хоть и больному?!» — и с раскинутыми руками кружился вокруг него на носках.
Хангоев насупился:
«Берегись!»
«Я тебе не Цуг! Арс-тох! Арс-тох!»
«Ты бы хоть черкеску скинул!»
«А за что же ты будешь цепляться?»
«Тогда пусть Уастырджи наделит тебя лучшей судьбой, чем Цуга!»
Абрек схватил Габо за полу черкески, но тот увернулся и продолжал его дразнить.
«Потерпи, Иба, пока с меня стечет полный бурдюк пота!»
«Сучий ты сын! Хватай удачу за хвост!» — Хангоев, обезумев, гонялся за Габо.
«Не такая уж большая удача, как ты думаешь! Но на этот раз я ее не выпущу! А ты потеряешь то, что сберег в Душети. Арс-тох, арс-тох!»
Габо грудью толкнул абрека. Хангоев пошатнулся. Они сцепились. Барабанщик прибавил темп.
…Тогда я был еще совсем маленьким, — говорит дядя Иорам. — Ну что я мог? Смотрел то на Габо, то на Арчила и думал: «Кому из них труднее — больному силачу или его побратиму, который наблюдает со стороны?» — От волнения я сначала зажмурился, потом прикрыл глаза ладонями, но не утерпел и стал смотреть на схватку меж пальцев. От чьего-то крика я вытаращил глаза и увидел взлетевшего в воздух абрека.
«Иба! Где тебя уложить, где тебе будет мягче?» — Габо поднял соперника над головой и, как жернов, крутился вместе с тяжелой ношей..
«Дзуака, Дзуака! Я так и знал! — радостно вырвалось у Арчила. — Ты всегда выбрасываешь свои альчики[22] под конец!»
Габо отпустил абрека, и тот, полетев пулей, шлепнулся на землю.
Твоего отца подхватили на руки и стали подбрасывать, но Габо, вырвавшись, подошел к лежащему ничком Хангоеву:
«Встань, Иба, померяемся силами еще раз!»
Абрек внезапно перевернулся лицом вверх и ногами ударил Габо в живот. Тот покачнулся, стоявшие позади парни поддержали его, и он кинулся на абрека. Хангоев вскочил.
«Теперь начнется настоящий бой!» — мелькнуло у меня в голове, когда Габо замахнулся. Но его руку перехватил Арчил.
«Дзуака, не лезь на рожон, не меси навоз», — сказал он.
Хангоев выстрелил в воздух. Габо взял у Арчила свое оружие.
«Прибереги его, Дзуака. Оно нам пригодится попозже», — шепнул Арчил.
Дядя Иорам на некоторое время умолк.
— То, что Арчил посоветовал Габо приберечь оружие, меня не удивило. Волчьим повадкам Хангоева не видно было конца. Меня поразило другое…
Я встал и подсел к самым ногам дяди Иорама.
— Что тебя поразило, дядя Иорам?
— То, что Цуг, сын Хитора, рвался в драку с твоим отцом. Его с трудом сдерживали…
— Действительно — зачем? Отец же отомстил за него.
— Видно, сыну богача ближе был абрек Хангоев, чем бедняк Габо! Словом, Цуг сбросил черкеску и вышел вперед.
«Если ты мужчина, выйди, померимся силами!» — вызывал он Габо.
«Лучше бороться, чем драться на кинжалах и револьверах… Остались ли у тебя силы, Дзуака?» — спросил Арчил у твоего отца.
Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».