Живой обелиск - [22]
— Хадо, я готов! — сказал Заур.
— Слава всевышнему, он вам зачтет вашу расторопность! — Хадо шутливо воздел руки к небу.
— Хадо, вы идите с Михой на вершину Иально, а я поеду в Калак по делам, — сказал флегматично Заур.
Бабушка Кудухон положила нам в пастушью кожаную сумку вчерашние пироги, араку в пол-литровой бутылке, щепотку соли, завернутую в тыквенный лист, свежий зеленый лук.
Хадо шел впереди. Всплывающее за горизонтом солнце постепенно окропляло восток розовым светом, а новорожденная луна, висевшая над Иально, как турецкая сабля, еще не успела растаять. Ветерок доносил мягкий плеск реки. Застывший под высоким грабом Хадо схватил меня за руку и показал на дерево. Щебетание совещающихся птиц прекратилось мгновенно. Воцарилась тишина. Улыбающийся Хадо шагнул на цыпочках вперед. Как только он потянул за собой меня, снова вспыхнул птичий гам.
— Это они спорят о встрече с солнцем. Не догадаются взлететь на вершину Иально! — шептал со смехом Хадо.
На лысой Иально уже ломались первые лучи, а в ложбинах Иорской долины еще держалась светло-серая мгла. Водохранилище дышало свежестью, лесистые хребты загорелись искристым пламенем. Хадо прицелился фоторужьем в переплетающиеся спицы солнца и пробормотал недовольно:
— Миха, всевышний уже не примет наши заявления.
— А мы постучим посильнее.
— Ничего у нас не получится, у него строгие законы. Прошло мимо нас еще одно чудо природы!
За рекой, на заросших кустарником склонах Иально охотничьи собаки травили дичь, заливистый лай разгонял утреннюю дрему. Жалобный писк временами переходил в злое тявканье, видимо, дичь ускользала от собак. Из леса на поляну выскочили испуганная косуля и три собаки. Косуля бежала с высоко поднятой головой и жалобно блеяла. Бежать уже было некуда, потому что путь косуле преграждало водохранилище с камышовыми берегами. Бедняжка бросилась в камыши, и мы видели, как она с фырканьем поплыла к нам. Собаки, заливаясь лаем, бегали вокруг камышей, но лезть в воду не решались. Запыхавшийся охотник в брезентовом капюшоне и резиновых сапогах с высокими голенищами исчез в камышах, слышен был шум и треск зарослей. Потом шум стих, и из-за густой стены камышей высунулось дуло ружья. Хадо крикнул:
— Не стрелять!
Он прицелился своим фоторужьем в охотника, взявшего на мушку косулю.
— Хадо не любит пустой болтовни! Если вы хотите унести свою пустую тыкву целой, то уберите ружье и собак! — пригрозил он.
Ствол ружья опустился, а когда из камышей высунулась голова с капюшоном, я узнал своего старого знакомого. Он смотрел на нас со страхом и любопытством.
— Уберите своих собак, не то я их пристрелю! — повторил Хадо.
Браконьер перекинул ружье через плечо, вылез из камышей и позвал собак.
Косуля выплыла из воды и скрылась в чащобе.
— А теперь, если не хотите, чтоб я вас отвел за браконьерство в милицию, убирайтесь отсюда и спрячьте свое рыло!
Голос Хадо теперь уже был спокоен. Успел ли он снять косулю и охотника, целившегося в нее из камышей?
— Один негодяй испортил нам поход, — грустно произнес Хадо.
— Да, Хадо. А другой негодяй — Гитлер — испортил жизнь бабушке Кудухон!
Хадо вздрогнул, его рука застыла на ложе фоторужья. Потом он посмотрел на меня доверчиво, но испытующе.
Когда-то в детстве мы с Зауром и Хадо похоронили черную бумагу, извещавшую гибели дяди Гарси. Впереди с этой мрачной ношей шел Заур, за ним следовали мы с Хадо. Даже в трагических случаях осетин старается скрыть слабость, и мы шли с застывшими лицами. Хадо был младше нас, но война заставила его повзрослеть за короткое время, и он шел с нами как мужчина. Я по сей день не могу понять, откуда у мальчика появилась такая недетская мысль: «Заур, Миха, а ведь покойника так на кладбище не несут!» Мы с Зауром спросили друг друга глазами: как же нести покойника, если мы хотим похоронить его тихо, без шума?.. Мы могли сделать гроб, но тогда о гибели дяди Гарси узнал бы весь аул. Хадо исчез и через некоторое время вернулся с лоскутом черного бархата. У меня помутилось в глазах. Я видел только черный бархат, развернутый на протянутых ладонях Хадо. Он шел впереди, и я помню, как у него дрожали маленькие плечи и как, глядя на черную бумагу, он еле сдерживал слезы. Мы похоронили черную бумагу вместе с лоскутом черного бархата. Потом отвернулись от пустой могилы и тихо заплакали, но Хадо не выдержал и зарыдал в голос, протяжно, не по-детски: «Заур! Миха! Это негодяй Гитлер разбил жизнь бабушке Кудухон!»
— Ты ничего не забываешь, Миха!
А браконьер не убрался и не спрятался. Он шел через мост и вел на привязи рычащих, не остывших от погони собак.
— Вот и сам падишах! — буркнул Хадо.
— А ты не узнал его, когда целился из фоторужья? Посмотри на его брезентовый капюшон. Он напоминает кобру, приготовившуюся ужалить…
Собаки рвались вперед и волочили за собой хмурого хозяина.
— Дядя Леуан! А я вас не узнал! — усмехнулся Хадо.
— Не подходи, разорвут на куски! — рявкнул Леуан.
Он смотрел на фоторужье разочарованно: его обманули, напугали фоторужьем, а косуля ушла. «Вот если бы я разобрался вовремя! Поплясал бы ты у меня, своенравный сын Кимыца!» У него посинели губы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».