Живая защита - [116]

— Ванек! — тихо позвал Яков Сергеевич. — Ты смотри там. Я поправлюсь обязательно, а ты — смотри.

— Хорошо, папа.

— Отсрочку в военкомате не проси больше. Видишь, поправляюсь. Чего уж теперь.

— Хорошо, папа…

Ванек поцеловал отца в колючую от седой щетины впалую щеку, и у него заскребло в горле.

— Тебе, Павел, спасибо за все. Просьба такая: проводи уж там, как положено, по-людски. Чтоб не хуже других. И еще — поглядывай за хозяйством. Дом все-таки… Он всегда глаз требует. Ленка отдала ключи?..

С Леной прощались в коридоре. Она плакала. Павел утешал. Отец, конечно, вылечится; Ванек, плачь не плачь, все равно уйдет в армию, а их разлука… Ну какая это разлука?

Павел гладил косу, упавшую за спину, и целовал Лену в мокрые щеки.

Дома у Барумовых отъезжающих ждали. Отец уже сидел за столом, готовый открыть приготовленную по случаю бутылку вина.

— Егор Матвеевич, я не буду! — заявил Ванек.

— Как это — не буду! Теперь не маленький, теперь служивый. Ну, капельку, чтоб служба прошла как по маслу.

— Сынок, — сказала мать, заглядывая Павлу в глаза. — Володька Тузенков приехал. Совсем, говорят, с чемоданами. В лесхоз, говорят, ездил насчет работы. Отказали. Некуда, говорят. Бумаги у него ктой-то видел, плохие бумаги, говорят. Вот и некуда.

— Насчет бумаг я знаю.

Павел сел рядом с отцом. По-быстрому выпили, закусили.

— Вы тут в больницу почаще.

— Господи! — Евдокия Сергеевна всплеснула руками. — Он еще наказывает… Иль мы нехристи, иль совсем чужие! Ты бы Ленке своей строго-настрого, чтоб к нам, как домой.

— Она знает.

— Ну, сыночек, с богом.

Сели кто где хотел. Евдокия Сергеевна посмотрела на Павла, на Ванька, на Егора Матвеевича. И вдруг всполошилась.

— Ванюшка! А ну, от печки подальше. Давай рядком на сундук. Вот так. Печали без того хватает. — Опять посмотрела на всех, помолчала. — Ну, с богом.

На улице, у дома Тузенковых, Павел увидел Вовочку. Он стоял в яркой полосатой куртке и в таких же штанах, поражая соседей невиданным в селе костюмом. Из кармана пижамы торчала тоненькая книжка. Тоже понимать надо. Не каждому дано шиковать, вроде бы на курорт заявился.

Завистливым взглядом он проводил Павла и Ванька до самого поворота у нового добротного сруба Михейкиных…

Прощально качались тополя под летним ветром. Сиротливо стало Ваньку в Кузнищах. Отца нет, сестры нет, бывшего закадычного друга Матузкова Григория на глаза не надо. Прямо с поезда пришел в военкомат, получил синий пакет. Потом заставили расписаться за воинское требование на бесплатный билет.

Ванек расстроился. Он мечтал служить в артиллерии, в авиации, в мыслях рисовал огненные картины запуска дальних ракет. А получилось хуже некуда. «Где работал?» — спросили. Странный вопрос. Где коренные кузнищевцы работают? Конечно, на железной дороге. «Ну и служи в железнодорожных войсках», — сказали.

Наслышался Ванек об этих войсках. Да и кое-что увидеть довелось. В Кузнищах солдаты строили воинскую погрузочную платформу. Сначала проложили путь: песочек, щебеночка, черные вонючие шпалы, да такие тяжелые, что на них смотреть противно, потом — рельсы, костыли… Потом укладывали из камней отвесную стенку, такими же камнями устилали ровную платформу… Ничем не отличались от обычных путейцев. Одно только название — солдаты. И погоны без всякой красоты: черные-пречерные, точно других желдорвойскам не хватило. Правда, эмблема хороша. На ней все есть. Красненький глазок звездочки, якорь, крылья. Но идти служить из-за одной эмблемы…

Дома сидеть спокойно не мог. Постоял в одной комнате и чуть не заревел от тоски. Зашел в другую, поглядел на фотокарточку матери на стене и почувствовал, как слезы застлали глаза. Каждую комнату замкнул, подергал за ручку — надежно ли? Вышел во двор. Пусто. С легким чемоданом заспешил по дорожке, выстланной красным кирпичом в елочку. На улице оглянулся. «Счастливо!» — мысленно пожелал он самому себе.

Чего не хотел Ванек, все же случилось. Едва поднялся к барумовской квартире, как открылась дверь Матузковых. Вышел сам Григорий. Удивился, увидев Ванька, протянул руку. Ванек отвернулся.

— Ты чего-о?

— А ничего… Вернусь из армии, пришибу за отца.

Гришка сощурил глаза.

— На работу спешу, а то бы разъяснил.

И уже снизу лестничной клетки донеслись гулкие слова:

— Салажонок!.. Понимал бы…

Ванек смолчал.

У Павла был приготовлен прощальный обед. Колбаса нарезана толстыми колесиками, у яиц скорлупа отдиралась вместе с белком. Кое-как изжевали по одному крутому яйцу, остальное Павел сунул Ваньку на дорогу. Взял со стола прямоугольный сверток и тоже кинул в полупустой чемодан.

— Механическая бритва, в подарок. Пригодится. Ключи принес?

Ванек вынул из кармана звенящую связку.

— Тебе бы лучше у нас жить. Чего пустую квартиру караулить? А там все-таки дом.

— Я тоже так думаю. Поживу, пока Яков Сергеевич вернется.

— Знаешь, что еще? На моей кровати увидишь солдатский ремень. Гришкин. Отдай обязательно, не хочу в должниках.

По улице шагали с молчаливой сосредоточенностью. Не дойдя до вокзала, Ванек остановился. Он предчувствовал, что у поезда не выдержит, расплачется.

— Знаешь что… Зачем будешь время терять? Все равно уеду.