Жить в эпоху перемен - [25]

Сергей лягнул меня еще раз.

— Иван Павлович, — решилась я (будь, что будет. Выгонит, так выгонит!), — разрешите пригласить вас пообедать!

Иван Павлович расцвел.

— Что, Сергей, — шутливо обратился он к моему спутнику, — поддержим предложение Анны Сергеевны?

— Да неплохо было бы отметить, Иван Павлович.

— Поехали, ребятки, поехали. Посидим втроем. Кстати, Сережа, ты как считаешь, может, Петра Филиппыча с собой прихватим из капстроительства? Он нам нужен. И Зинаиду Федоровну, обязательно! Зинаида Федоровна, — объяснил он мне, — это наш главбух. Вам с ней работать и работать.

К вечеру у меня осталось двадцать три тысячи.

Дома я влезла в душ, переоделась во все чистое, включила телевизор и стала ждать Малыша. Не хватало ста тридцати семи долларов.

Мне было все равно: детей я отправила в театр.

Чудны дела твои, Господи!

Брякнул звонок, и я открыла дверь.

Это еще кто? Мне приветливо улыбался Мужчина Мечты Моей Юности: внимательная ирония в глазах, гвоздики, легкий запах (ни много ни мало) одеколона, темный костюм, голубая рубашка, галстук в тон костюму. Кто? Откуда? Зачем?

— Вы позволите, Анна Сергеевна?

Я машинально взяла протянутые им цветы.

Интонации! Жесты! Мимика! Безукоризненный джентльмен не из нашей жизни. Даже странно: не к чему, ну совершенно не к чему придраться.

Смутно забрезжило подозрение: может, Елизаветин ухажер? Хотя детищу-то моему пятнадцать, а ему глубоко за тридцать, но чего только не бывает. Голову негодяйке отверну! Рано еще такие романы заводить. А может, это отец Сашкиной подружки?

— Спасибо… Проходите, пожалуйста. Вы ко мне?

— Вероятно, вы запамятовали, Анна Сергеевна?

Нет, не ухажер. И не, вероятно, запамятовала, а точно не знаю. Вроде знакомое что-то, но не помню, хоть убей. Что мы встречались, это почти наверняка, но где? Когда? Зачем?

— Прошу, — я указала ему на покойное кресло у окна. — Мне очень стыдно, но, ей-богу, не могу вспомнить.

— В последний раз мы встречались с вами недели три назад. — Он вынул из кармана портсигар. — Вы позволите?

Я тупо позволила.

— Судя по вашей реакции, я должен быть благодарен за совет, который вы мне дали некогда.

— Я давала вам советы?

Нежданный гость исподволь наслаждался моей растерянностью:

— Да, и уверяю вас, ваш совет дорогого стоит. Неужто и в самом деле вы не узнаете меня?

Я понемногу раздражалась: с минуты на минуту должен был прийти Малыш.

— Не узнаю, и прошу меня извинить. Время довольно позднее, мне предстоят еще дела. Так что, может быть, вы все-таки представитесь?

— С удовольствием. Андрей Петрович Мальков, к вашим услугам. До последнего времени, к стыду своему, я пользовался псевдонимом «Малыш»…

«Не может быть! — ахнула я про себя. — Просто — быть такого не может! Знала я, конечно, что Ирка — мастер, но чтобы из безнадежной орясины эдакое сотворить… А почему, собственно, только Ирка? А я? Да если бы не я!»

Я горделиво приосанилась:

— Андрюш… Простите, Андрей Петрович, я вас поздравляю! Честное слово, узнать вас невозможно! Это сверхъестественно! Как вам удалось?

— Удалось, собственно, не мне, а преподавателям, но в первую очередь — это ваша заслуга. Я многим обязан вам. Ведь по мере изменения моего имиджа происходили некоторые подвижки в бизнесе, и подвижки происходили явно в лучшую сторону. Руководство одобрило результаты, и принято решение, чтобы братва… простите, чтобы мои сотрудники прошли аналогичный курс. Несколько, естественно, упрощенный, в пределах их, так сказать, компетенций. Примите еще раз мою благодарность, и, может быть, перейдем к нашим расчетам?

Вот так всегда, горько подумала я. Какая разница — бритый затылок над кожаной курткой или модельная стрижка под фирменной кепкой? Разница только в форме: или «Гони бабки, а то замочу», или «Делиться надо, Анна Сергеевна, все люди живые». Гад он все-таки, хоть и стал симпатичным. Хоть ко мне и хорошо относится, а деньги все равно требует не поперхнувшись. И он, и Сергей Владимирович, и Иван Павлович, и Коля-экспедитор, и налоговая, и Нечипоренко, и ученый Ильенков. Только Семенякин никогда ничего не берет, разве что сумочку продуктов после каждого дежурства.

Не буду я принимать никакие благодарности, бандитом Малыш был, бандитом и остался. Брошу деньги ему в морду, а на сто тридцать семь долларов пусть как хочет, так и убивает. Только побыстрее, пока дети не вернулись.

Я достала конверт:

— Вот, Андрей. Тысяча восемьсот шестьдесят три доллара. Больше нет и не будет. Хочешь — режь, хочешь — бей, хочешь — на счетчик ставь или как там у вас положено. Один ларек я продала, а со второго больше ни копейки не вытащу — мне детей надо учить. И кормить. Все, я сказала.

— Не по-онял, — он угрожающе приподнялся.

— А чего не понял? — слетела я с нарезки: терять уже было нечего. — Нет у меня двух тысяч. Тысяча восемьсот шестьдесят три есть. Бери и иди. Счастливого тебе пути.

Вот тут-то и началось. Не стукало, не грымало: мужская истерика по полной программе. Страшное дело, должна я вам сказать.

— Значит, вот вы как обо мне подумали? Вот как, да? — по-детски обиделся Андрюша. — Значит, и вы такая же, да? Значит, если человек сидел, так он уже и попросить не может?