Жила в Ташкенте девочка - [57]

— Кто это? Ира, ты? — Пана схватила меня за руку, попробовала сесть, но тут же, охнув, повалилась обратно на тюфяк. — Ирка, как ты меня нашла?

— Сама не знаю. Меня ваш завхоз привел! — шепотом сказала я, поглаживая ее руку.

— Я так ушиблась, — пожаловалась она. — Там так глубоко! Я ногу зашибла, смотри, какая горячая, даже пошевельнуть не могу.

Она все же приподнялась на локте.

— Они опять заперли, — пригнув мою голову, на ухо зашептала она. — Они жулики!

Я вскочила и бросилась к двери, пробуя открыть ее. Напрасно. Задвинули засов! Я так разозлилась, что забыла про страх, и изо всех сил кулаком стучала в дверь. Однако ни Булкин, ни Виктор на стук не появлялись. Я прислушалась. Скрипел колодец. Кто-то ходил по двору. В доме что-то стукнуло. Вот Виктор и Булкин вполголоса переговариваются между собой. Опустив руки, я вернулась к Пане и снова присела возле нее.

— Они жулики! — прошептала опять Паночка.

— Я знаю, — так же тихо ответила я.

— Почему же ты пришла с ними?

— Я тебя искала.

И тут она обхватила меня за шею и так прижала к себе, что мне стало больно, а она и сама застонала и отпустила меня.

— Ну ладно, подождите! — сердито сказала я. — Я им отомщу! Проклятые! Злые меньшевики, противные эсеры! Буржуи толстопузые! Ладно, ладно! Им Сафронов еще покажет! Он сильный, как дядя Саша! Сильнее всех! И Чурин еще, и Нияз, и мама им зададут! И бабушка!

Паночка расплакалась, а я сидела возле нее и не знала, что сказать, что сделать, чтоб ее успокоить. И все же мое присутствие ее радовало, она то и дело пыталась обнять меня, только ей мешала боль в ушибленной ноге. У меня в голове мелькало множество всяких планов. Некоторые были волшебными: найти какое-то заколдованное слово, вроде «по щучьему велению», и все здесь разгромить. Сломать сарай, дом, подвесить злодеев за шиворот на макушку тополя. Или так: самим вылезти в какую-нибудь щелочку, а их запереть в сарай и сказать: «Сейчас придет отряд Красной Армии и вас накажет». Они будут просить прощения, но ни за что не прощать.

Эти и другие такие же глупые, как я тут же понимала, планы мелькали в моей голове один за другим, и все же они меня, как ни странно, очень подбадривали.

К действительности меня вернули раздраженные голоса Булкина и Виктора. Я даже не знала раньше, что они знакомы. Они проходили по нашему двору не здороваясь, и один раз при мне Булкин спросил у Валькиной матери, что это за студент, почему он хромает и к кому ходит. А оказывается…

Я прислушалась. Они громко ссорились. Булкин ворчал на Виктора и называл его пьяницей.

— Сами же мне их навязали! — заорал Виктор.

— При чем тут ты! Ты в этот дом не скоро вернешься! Когда их найдут, твоего духа тут не останется! А не хочешь — пожалуйста, говори, куда их перетащить. Где еще такое место на пустыре! Где? Ну? Говори!

— Связались с младенцами! — как будто ничего не слыша, визгливо ворчал Виктор. — Грязная история! Противно!

— Ах, ты бережешь свои чистые руки! — совсем разошелся Булкин.

Однако тут же спохватился и, понизив голос, продолжал разговор с Виктором гораздо тише, так что их голоса больше не отвлекали меня от того, что все время тихо, но возбужденно шептала мне Пана.

— …Они меня тащили по такому узкому длинному подземелью и притащили в какую-то комнату. В ней до самого верха ящики. Ирка, эта комната тоже под землей, там даже мебель…

— Какая мебель?

Но снова споры Булкина и Виктора заглушили Панин шепот.

— У тебя на сборы было утро! — упрекал Иван Петрович. — А теперь надо торопиться. Действовать надо.

— А что вы мне их навязали! — закричал Виктор.

«Это нас навязали ему, — сообразила я. — Надо действовать… Кто это мне сказал… Буду действовать, чтобы тебе опасность не грозила. А мне грозит… и Паночке тоже… Ах, это Рушинкер…»

— Там хорошая мебель. — Это опять шептала Паночка. — Только там тесно и все стоит одно на другом. Шкафы, стулья. Они, наверное, грабство сделали.

— Что? — не разобрала я.

— Ну, награбили. Не понимаешь?

— А как они тебя оттуда вернули? В дупло вытащили?

— Нет, я не смогла. Вот слушай по порядку: я как высунулась из дупла, когда завхоз пришел, я так испугалась и обратно отшатнулась, а сама рукой на что-то надавила. Подо мной доски… бац вниз! — и сразу захлопнулись обратно. Там скобочки такие, как в колодце, потом я их увидела, когда за мной с фонарем пришли. А когда я падала, я об них сильно-сильно зашиблась. Не об землю — земля там сырая и нетвердая. Там правда корни, но нет, я об эти скобки расшиблась. И ноги и голову сильно зашибла…

— Бедненькая, бедненькая! — приговаривала я и гладила ее волосы.

Но Пана уже не могла остановиться и возбужденно рассказывала:

— Я так кричала! «Ирка, помоги!» Потом кричала: «Помогите, спасите!» Даже стала кричать: «Караул!»

— Ничего не слышно было, — сказала я.

— Я потом хотела встать и не могла. На ногу никак не наступлю. А страшно — ужас!

— Ужас! — повторила я.

— Я потом перестала кричать. Я уже охрипла. И лежу так тихо-тихо. Вдруг вижу, наверху свет и кто-то лезет.

— Ты опять испугалась?

— Нет, я обрадовалась, стала опять кричать. Я думала, вот и все, сейчас спасут.

— А они?

— А он говорит: не ори!