Ребята принесли наждачной бумаги и отвели его на второй этаж, в пустые уже классы.
— Не удерёшь? — спросили они.
— Не-а! — ответил Пышта. А сам решил удрать. Не сразу, а попоздней: ему самому хотелось попробовать, как получатся «петушки».
А «петушков» делают так. Кусочек наждачной бумаги прижимают большим пальцем к металлу, и — р-раз! — крутанул, и на блестящей поверхности уже сверкает диск, в нём искрами бродят, мерцают, переливаются тени и свет.
Пышта влез на подоконник. Он чистил ручки, накручивал «петушков», получалось здорово! Эх, показать бы Фёдору, и Майке, и Жене, и Владику! Щёки у Пышты разгорелись от работы, он и думать забыл про побег.
И Анюта пришла к нему. Влезла рядом на подоконник и тоже стала начищать и накручивать. И хоть у неё получалось здорово, она всё равно была молчаливая и грустная.
— Папа позвал меня к вам на Дальнюю пустошь, — сказала она. — Мама не пустит. Пока он Зелёного змея не победит, ни за что не пустит!
Пышта перестал работать. Она опять смеётся над ним? Страшные драконы и змеи бывают только в сказках, при чём тут настоящий тракторист?
— Дурачок, — сказала Анюта и пригорюнилась. — Глупый ты дурачок… Зелёным змеем вино зовут.
— Оно не зелёное! — возразил Пышта. — Оно бывает красное или белое.
— Всё равно, хоть серо-буро-малиновое. В нём живёт Зелёный змей. Он невидимый… — убеждала Анюта. — Он затаился и ждёт: «Выпей меня, человек! Выпей! А тогда уж я тебя осилю, к земле пригну, станешь на четвереньках ползать!»
Пышта работал и всё думал про Зелёного змея.
— А он, честное пионерское, понарошку живёт или взаправду?
Анюта ответила:
— Честное пионерское, живёт понарошку, а человека осиливает взаправду. Но мой папка победит. Он сильный. Он даже маму на руках поднимал, как маленькую. И его все машины слушаются…
— Обязательно победит. Ты не сомневайся, — сказал Пышта.
Дверь за ними скрипнула.
— Эй, дашь, что ли, разок крутануть, а? — Это голос Козлова.
— Нетушки, не дадим! — сказала Анюта.
— Девчонкам даёшь работать, а ребятам нет? — Он стоял, опершись о косяк, руки в карманах, вид нахальный.
Пышта, откинув голову, любовался на свою и Анютину работу:
— Флотская работёночка, первый класс!
Козлов глядел с завистью:
— Слушай, а? Дай, а?
— Отойди! Не тебе присудили чистить, а мне!
Они с Анютой перешли в третий «Б». Сюда к ним заглянули третьеклассницы.
— А можно и нам попробовать? — с уважением спросили они, как будто не они учились в третьем классе, а Пышта.
Он дал им по кусочку наждачной бумаги — так и быть, научил, как крутить её.
— «Надраивать» — по-флотски называется, — объяснил он.
Когда они вчетвером надраивали четвёртый «Б», пришли все судьи.
— Ух ты, какая красотища! — сказала судья с чёлкой. — Дай нам наждачку, мы тоже попробуем!
Теперь каждому новому «петушку» радовались всемером. А потом подошли ещё ребята, и скоро уже ручек в десяти классах не хватило, все сверкали и переливались. И под водительством Пышты все пошли в спортивный зал, где, кроме окон, были ещё металлические поручни, кольца и брусья.
Только и слышалось:
— Пышта! Погляди! Пышта, так?..
А Козлов тащился за всеми и канючил:
— Э-эй, присудите меня к этому самому!
Очень удивился тракторист, когда вернулся:
— Так много виноватых?
— Нет! — дружно закричали ему. — У нас только один был виноватый, но он уже оправданный! За хорошую работу!
— А как со стеклом? — спросил тракторист. — Может, помочь?
— Нет, спасибо, — ответили ребята. — У нас в шестых классах есть бригада ремонтников. Они уже вставили и мелом закрасили.
Тракторист увидал Козлова, который стоял, подпирал стенку.
— Понимаю, — серьёзно сказал тракторист. — Они тебя присудили к самому страшному наказанию. К ничегонеделанью.
Ребята зашептались.
— Да, — кивнула судья с косой. — Мы его как раз к этому и присудили.
— Бедный, бедный! — пожалел тракторист. — Неужели нельзя хоть немного облегчить ему наказание?
У бездельника Козлова уши стали багряными. Все свои двенадцать лет он больше всего на свете любил ничего не делать. Вдруг оказалось, что ничегонеделанье — самое тяжёлое наказание. И ужасная обида выжала из его глаз горючие слёзы.
— Суд, а суд! — сказал тогда Пышта. — Он, что ли, разбил окно? Не он! Можно, я дам ему кусок наждака, а?
— Пусть уж даст! — попросила Анюта.
— Ладно, дай, — согласились судьи.
В вестибюле, прощаясь, Анюта встала на цыпочки и поцеловала тракториста. А Пыште подала руку, как знакомая знакомому.
— Приезжай к нам, дочка, — сказал тракторист.
Анюта потупилась.
И Пышта вспомнил Зелёного змея.
Когда они вышли на улицу, Пышта долго ещё оборачивался на школу. Из того узенького окна, где уже было вставлено новое непрозрачное стекло, высунулся Козлов, помахал наждачной бумагой, — наверно, хвастался, что нашёл ещё помещение, где много дверных ручек.
— Эй! — крикнул он Пыште. — Сколько получится — пять слов и восемь ослов?
— Один Козлов! — ответил Пышта.
— А в нос хочешь? — совсем уже мирно крикнул Козлов и захохотал.
— Не-а! — ответил Пышта, и они с трактористом ушли.
А прыгалку Анюте забыли отдать.
