Жестокий броманс - [52]

– Не знаешь, так не лезь! – вспылила Зина. – Тебя бы так посадили, я бы посмотрела, как бы ты запел!

Охранник отправился дальше по коридору и через пару минут вернулся со стаканчиком кофе.

– Я, сука, не могла никого зарезать! – крикнула ему Зина. – Я либерал и пацифист, а не быдло, живущее по понятиям и устраивающее пьяную поножовщину!

«А вдруг и правда зарезала? – промелькнуло в ее голове. – Буду теперь как Вождь Швабра у Кена Кизи…» Зине стало страшно. Ведь кроме нее в квартире находились только дочери и Ваня. «Неужели Ваню?» Кажется, перед тем, как пойти в ванную, она запустила в него чем-то. Но точно не попала. Иначе он не наговорил бы ей гадостей из-за двери. Хотя на это много ума не надо, можно и с разбитой головой. Когда Сливко в прошлом году ушибли башку на митинге, он еще давал интервью, истекая кровью. А Ваня? Значит, он позвонил в полицию. Или дочки… Какая низость!

А еще не далее как вчера они клеили коллаж всей семьей и смеялись, когда младшая, Катенька, сжевала букву «Ы», от чего язык у нее стал синим. Она полизала ватман, обрадовалась, начала нарочно макать язык в гуашь и развозить цветные слюни. Ваня сначала поморщился, потом отмыл дочу и сказал, что из Катюхи со временем выйдет неплохой перформансист. А позавчера они с Любой учили Лизу кататься на роликах, и Ваня сделал с нее несколько набросков. А позапозавчера Зина нашла для Вани выгодный заказ – фреску на всю стену для НИИ Полимеров. «Люди помнят только плохое», – подумала Зина и присела на кровать. Ей стало казаться, что потолок с жужжащей лампочкой становится все ниже, а стены сдвигаются.

– Я задыхаюсь! – закричала Зина. Она все кричала и кричала, что задыхается, а из коридора в ответ раздавался мужской смех. Зина бросилась к решетке и уперлась лицом в объектив.

Проклятый Ромочка держал камеру и снимал Зину.

«Ну и похуй на тебя», – решила она.

– Выпустите меня, я ничего не сделала! – заорала Зина и затрясла дверь так, что Ромочка отпрянул вместе с камерой. – Вы не имеете права удерживать человека! Шакалы! Шакалий оскал карательной психиатрии!

Зина услышала шорох осыпающейся штукатурки, по стене побежали трещины. Она все трясла и трясла грязно-белую дверь. Рома поснимал ее, затем переключился на понурую узбечку с посиневшими веками и забинтованной ногой, снял девицу с постепенно проходящим отеком Квинке и унылого Ивана, который приперся с большим пакетом Зининой одежды и стоял в дальнем конце коридора, стыдясь подойти поближе.

– Трусливые шакалы! – кричала Зина. – Вы держите меня за решеткой, потому что боитесь свободных людей! Шакалы! Шакалий оскал российской медицины!

Ромочка заметил Ивана, выключил камеру и подошел к нему поздороваться, потом они вместе пили кофе у автомата.

– А мне не надо? – крикнула им Зина.

– Врач пока не разрешил, мы тебе желудок промывали, – крикнул в ответ Ваня.

Санитарка шикнула на них, чтобы не будили воняющих в соседней палате пациентов. Ваня нехотя подошел ближе, Ромочка включил камеру и поставил ее рядом с окошком.

– Нахуя вы мне желудок промывали? – спросила Зина.

– Потому что ты наглоталась таблеток и пыталась покончить с собой, – объяснил Иван.

– Какая чушь, – рассмеялась Зина. – Я просто уснула в ванне.

– Ты укусила врача скорой помощи, – промямлил Иван. – Он тебе толкал в горло кишку, а ты…

– Какую кишку, неуч, это называется «желудочный зонд», – поправила Зина. – Сам виноват, идиот, с хера он полез промывать желудок от того, чего нет? Так, всё, зови людей, чтобы открыли эту чертову дверь, мы едем домой.

– Им пришлось тебя пристегнуть… к н-н-носилкам, – заикнулся Ваня.

– А на черта было меня пристегивать к носилкам, когда я просто заснула в ванне??? – Зина снова рванула дверь, на макушку Ивана свалился кусок побелки.

– Зина, пойми, я следовал рекомендациям врача, – промямлил Ваня еще более жалким тоном. – Ты вела себя… немного агрессивно.

– Это не я агрессивная, а ты размазня, – отбрила Зина.

И тут Ваня повел себя странно. Вместо того, чтобы замолкнуть с отстраненным видом, он смело уставился ей в глаза.

– Я не размазня, а жертва домашнего насилия, – сказал он. – Я терпел твои выходки семнадцать лет. Вчера ты чуть не убила меня этим бюстиком Цветаевой…

– Ахматовой.

– Один хрен… Ты чуть не убила меня в состоянии аффекта. Я вынужден был защитить себя и детей.

– Вы полюбуйтесь, какую хуйню он несет! – Зина чуть не заплакала. – Лучшие годы своей жизни я потратила на тебя и на воспитание твоих детей. Меня звали в Израиль, в Канаду, в Австрию куратором проектов. Сколько выставок и конкурсов я пропустила из-за тебя! Я оплачиваю аренду лофта! Сколько дополнительных часов мне пришлось взять, чтобы дать тебе возможность… – Знаю, знаю, – отмахнулся Ваня. – Но это не дает тебе права меня бить.

– Да кто тебя бьет, слабак? Разве женщина в состоянии побить мужчину? Это недоноски вроде тебя эксплуатируют женщин, сидя у них на шее, а ты еще нарочно выводишь меня из себя этим твоим молчаливым презрением. Ты меня опозорил вчера, оставив одну с этими… шакалами. – Зина всхлипнула.

– Ты вчера была очень даже в состоянии побить мужчину, – Ваня закатал рукав джемпера и показал ей синяки на предплечье. – Практиканту тоже досталось. Врача, как я уже говорил, ты не била, а кусала. Ты орала на весь дом…