Жестокий броманс - [50]

Выступил приглашенный космонавт, выступила чиновница из городской администрации, которая частично спонсировала конкурс – она бубнила о важности развития культуры и ее социальном значении. Мол, искусство объединяет нации и т. д., и т. п. Особенно долго она восторгалась участием представителей других регионов, как будто наличие художников в какой-нибудь Пензе или Воронеже было чем-то из ряда вон выходящим. Старичков-искусствоведов было просто не заткнуть, они подолгу мусолили «Морозное утро» Сусловой – пошлейший и примитивнейший пейзажик, который даже для такой бездари, как Оля, являлся редчайшим отстоем.

Глава оргкомитета зачитал послание премьер-министра, время близилось к раздаче мест и призов. Зина, успевшая вздремнуть над айпадом, дернула ногой и уронила бутылку, которая стояла на полу под юбкой. В ее сторону гневно обернулась школота с факультета живописи, где работала Зина. Встретив черный взор преподавательницы, студент вжал голову в плечи.

Выскочка на сцене откашлялся и сказал:

– Мы немного выбились из регламента. Уже было сказано много хороших слов обо всех номинантах, потому буду краток: «Котики» – это нечто! Сначала мы хотели дать им первое место в номинации «Скульптура», но и так понятно, насколько большое значение имеют «Котики» для современного искусства вообще.

– Да вы охуели! – бормотала Зина. – Да я сама видела, как он покупал эту срань в сувенирной лавке в Крыму, он же просто приклеил этих вонючих котов на постамент и обвалял всяким говном! Он даже деревянную статуэтку сам вырезать не может, Дебрянский, ты совсем опух!

– Думаю, котики скоро захватят мир, – с улыбкой добавил Выскочка. – Первое место в номинации «Живопись» – Ольга Суслова, «Морозное утро».

Пока Выскочка говорил, Суслова с масляной, покрасневшей от радости рожей уже пробиралась к сцене вслед за Сливко. Так и знала, они сообщили ей заранее! И Бадейко пробивался между рядов, чтобы предсказуемо получить награду в номинации «Графика». Как Зина и думала, четвертую награду выдали Ломаско.

Выскочка смущенно добавил, что в связи с кризисом в стране оргкомитету пришлось отказаться от вторых и третьих мест, но для настоящего художника это не главное, его волнует только причастность к культурной жизни родной страны.

– Ах ты блядь, – прошептала Зина.

– Нам очень жаль, – голос Выскочки дрогнул. – Но мы обязуемся в течение ближайших месяцев способствовать дальнейшему продвижению работ наших финалистов. Уже сейчас мы связались с нашими коллегами из Европы и Израиля по этому поводу.

– Так я и думала, нихуя у вас нет, одни амбиции, – громким шепотом сказала Зина, так что ее услышали даже на передних рядах. Кто-то сдержанно захихикал.

«Какие вы все мерзкие», – думала Зина. Гости уже ломились в другой зал, где их ждал фуршет. Впрочем, «ждал» – сильно сказано, если бы у фуршета была душа, он бы в ужасе думал, как оттуда исчезнуть. У Зины пропал аппетит, к тому же она выпила почти два литра шампанского. Иван позорно свалил домой, не дожидаясь фуршета. Зина услышала смешок слева и обрывок фразы:

– Это Дементьева, щас пойдет всем доказывать, что главный приз надо было дать ей…

– Сильно ошибаетесь, – ответила Зина. – Меня не волнуют лохотроны. Собрались, попиарились, попили дешевого шампуня. Пора и по домам. Вам все равно ничего не светит.

Зина пнула пустую бутылку и покинула зал через противоположные двери, в которые не ломился никто.

– И шампунь-то был говно, – бормотала Зина, запахивая дубленку и ловя такси. – Кого они этим жалким конкурсом пытались удивить? Сборище дилетантов и тупиц.

Бомбила подъехал очень быстро, и через несколько минут Зина оказалась дома.

– Ничтожество… – бросила она с порога.

Иван, уже в домашних штанах и тапках, отвернулся со страдальческим видом. Три дочери, унюхав, разбрелись по своим комнатам.

– Лиза, полюбуйся на своего отца! – крикнула Зина. – Твой бесталанный папаша не смог обойти старую дуру Суслову с зимним пейзажиком, ты такие в шестом классе рисовала.

– Мама, я занята, – ответила Лиза из-за двери.

– Вырастила трех кобыл, – пробормотала Зина. – Ни во что не ставят мать.

– Позволю себе напомнить… – откашлялся Иван. – Ну, чисто так, для справки, что я хотя бы прошел в финал. А кое-кого…

Зина швырнула ему в голову гипсовый бюстик Ахматовой, который старшая дочка отлила год назад, и удалилась в ванную. Лиза и Люба в это время подметали в прихожей.

– Твари, – бормотала Зина, раздеваясь. – Бесталанные твари, ничтожества, дармоеды и проститутки, сидящие на шее у государства и сосущие гранты.

Шумела вода. Зина залезла в ванну. Больше она не помнила ничего.

Когда Зина открыла глаза, она лежала в одних трусах на зеленом одеяле из верблюжьей шерсти в уродливый цветочек, а над ней неприятным холодным оттенком светила лампочка в металлической сетке. Зина вскочила с кровати. Кровать эта была с колесиками и поднимающимся изголовьем. «Послеоперационная», – догадалась Зина. Однако никаких повязок на Зине не было.

И тут Зина, наконец, заметила железную дверь с зарешеченным окошком. За окошком стояла каталка с носилками, а рыжеволосая бабуля в белом халате возила шваброй, время от времени окуная ее в пластиковое ведро из-под краски.