Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [47]

Так, поводом для ареста военного прокурора Ленинградского военного округа Н.М. Кузнецова стало заявление его коллеги — помощника военного прокурора Забайкальского округа военного юриста 1 ранга Бескоровайного:

Архив

«Будучи на отдыхе в г. Сочи в ноябре месяце 36 г., я встретил командира 33-й пулеметно-стрелковой бригады 7-го мотомеханизированного корпуса полковника Залкинда. При разговоре он сообщил, что будучи в гостях у комдива ММК Бакши, который проживает в одном доме с военным прокурором ЛВО т. Кузнецовым по ул. Халтурина в г. Ленинграде, вышел в коридор погулять и увидел, что к дому подъехала машина, из которой вышел Тухачевский и направился на квартиру к ВП т. Кузнецову, где Туха-невского встретила жена Кузнецова. Не знаю отношений между Тухачевским и Кузнецовым, но исходя из того, что Тухачевский оказался врагом народа, расстрелян по приговору ВК(Военной коллегии) Верховного Суда СССР, потому считаю, что об изложенном необходимо донести до сведения ГВП РККА. 26 июня 1937 года г. Чита»[15].

Автор подметного письма мог не сомневаться: «сигнал» поступит куда надо, и его «бдительность» будет оценена достойно, поскольку заявление предусмотрительно снабжено грифом «секретно», с коим документы не пропадают, да и широкой гласности не предаются. Примечательная деталь: Бескоровайный адресовал письмо прокурору Забайкальского военного округа, поставив того в сложное положение. До назначения на должность Г.Г.Суслов являлся заместителем Кузнецова в Ленинграде, учился у него принципиальности в отстаивании интересов законности, глубоко уважал своего бывшего начальника. И вот у него в руках официальный секретный документ, в котором Кузнецов обвиняется «в преступной связи с врагом народа Тухачевским». Он обязан деть ему ход. Но Суслов поступает иначе. Сознавая, что Бескоровайный бдительно следит за развитием событий и, в случае чего, «просигнализирует» органам и на него, дабы самому занять руководящее прокурорское кресло, военный прокурор округа переправляет заявление в Главную военную прокуратуру, надеясь, что там смогут оградить Кузнецова от необоснованных обвинений. Опасения эти были вовсе не беспочвенны, вокруг Суслова плелись интриги, и очень скоро он сам окажется в ежовских застенках. Ему предъявят обвинение в воспрепятствовании разоблачению «врагов народа» и расстреляют.

Расчеты Суслова не оправдались. Когда заявление на Кузнецова поступило в Москву, Главный военный прокурор Розовский по какой-то причине отсутствовал. Его заместитель А.С.Гродко осложнять себе жизнь не пожелал, но и брать ответственность за решение вопроса не стал. Он просто избавился от неприятной бумаги и отослал заявление Бескоровайного в политуправление Ленинградского военного округа, а оттуда — в НКВД. Заместитель начальника Ленинградского управления НКВД Н.Е. Шапиро своей резолюцией дает указание подчиненным: «Подсуммируйте все наши материалы и немедленно поставьте вопрос об аресте Кузнецова. Учтите его связи с Тухачевским и прошлые материалы».

Похоже, в НКВД с самого начала внимательно наблюдали за происходящим. Попытка Главной военной прокуратуры занять нейтральную позицию не отвечала намеченному замыслу и незамеченной не осталась. 31 августа 1937 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Николаев, возглавлявший одно из подразделений НКВД, подписал справку об истребовании ареста в которой указывалось:

Архив

«Кузнецов является участником антисоветской организации, возглавляемой Тухачевским и Гамарником, ставившей своей задачей насильственное свержение Советской власти. Кузнецов лично связан с руководителями заговора и ведет в Ленинграде большую подпольную работу по армии…»

Минуя нерешительную Главную военную прокуратуру, НКВД выходит прямо на Вышинского, который, прочитав такую информацию, лично дает санкцию на арест. Спрашивается, чем же не угодил военный прокурор органам? Позднее в откровениях одного из следователей НКВД содержались следующие слова:

Архив

«Арест прокурора Кузнецова был вызван тем, что в момент развертывания массовой операции он критически подходил к даче санкций на арест, так как аресты часто были недостаточно обоснованными». Военная коллегия Верховного Суда приговорила Кузнецова к 15 годам лишения свободы. Мера наказания не удовлетворила органы. По свидетельству бывшего сотрудника Ленинградского управления НКВД Крысина, «Шапиро с негодованием реагировал на то, что Кузнецов осужден к тюремному заключению, а не к расстрелу»[16].

Доходило до абсурда. В одном из канцелярских дел на глаза попалась поразительная по своей доносительской сути записка, адресованная начальнику 2-го отдела Главной военной прокуратуры диввоенюристу Я.А.Козаринскому: «Сию минуту я случайно узнал, что арестованные иностранцы Брайнины, проходившие по делу троцкистов-шпионов, являются родственниками бригвоенюриста Брайнина. Прокурор ГВП военный юрист 1 ранга (фамилия неразборчива). 27. 04.37 г. 14 час. 35 мин.». На записке сделана не менее красноречивая резолюция: «Уже минут 15 назад мне доложили».

Случаи, когда донос не получал хода, единичны. Чем это объяснялось? Карьеристскими побуждениями, местью, подлостью или коварным интриганством? Очевидно присутствовало все сразу. Было и другое — стремление обезопасить самого себя от преследования за недоносительство, упредить вероятного доносчика и тем самым заслужить благосклонность органов за проявленную «бдительность».