Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [175]

Кулик: Я виновен в том, что превысил свою власть и не выполнил приказа об обороне Керчи. Но это не от трусости, а потому, что хотел обеспечить оборону Таманского полуострова.

Щаденко: Вы же сами удрали и фактически дали приказ всем удирать.

Кулик: Я удрал?

Щаденко: А кто же? Я что ли?

Ульрих: Вы нарушили приказ?

Кулик: Да, нарушил.

Щаденко: Присягу нарушили. Нашу боевую присягу.

Кулик: Нарушил, но не из-за паникерства или злого умысла.

Щаденко: Речь идет о выполнении боевого приказа. Как вы оцениваете такого солдата, командира, который не выполняет боевого приказа?

Кулик: Расстрелять его нужно, если он нанес вред стране. Ноу меня бегства не было, а была драка. Там Батов был.

Щаденко: Что тут говорить — было ваше бегство.

В 16 часов 25 минут объявлен перерыв на 40 минут. В 17.05 заседание продолжено.

Артемьев: Какое расстояние от Краснодара до Керчи?

Кулик: Километров двести с лишним.

Артемьев: А потратили больше двух суток?

Кулик: Дорога была просто непроходимая. Машины пришлось бросать. Тягачами вытягивали.

Артемьев: В Тамани зачем задержались?

Кулик: Там я сознательно остался для организации обороны.

Артемьев: И что вы там сделали?

Кулик: Принял меры, чтобы не допустить высадки противником десанта.

Артемьев: Как вы расцениваете действия генерала, не только не выполняющего боевого приказа, но даже не делающего попыток к его выполнению?

Кулик: Я тогда считал, что настоящей обстановки Ставка не знает.

Артемьев: Вам ведь Ставка вторично подтвердила свой приказ об активной обороне Керчи?

Кулик: За это меня и судят. Я не выполнил приказа, но не по злому умыслу.

Артемьев: Выходит, что вы не хотели держать Керчь, вам было ведь ясно приказано: умри, но обороняй.

Кулик: Я отошел не по трусости. Я считал, что в Керчи дать генеральное сражение не смогу, а потому принял решение об отходе.

Артемьев: Одно из двух, подсудимый Кулик, или вы трус, или изменник.

Кулик: Я прошу допросить командиров дивизий для того, чтобы установить, что я принял все возможные меры и благодаря этому наши в Керчи продержались трое суток.

Председательствующий зачитал распоряжение Ставки о необходимости обороны Керченского полуострова.

Кулик: Первые три директивы я не получал, но, правда, имел личный приказ товарища Сталина. Когда я получил четвертую, для меня первую директиву, то к тому времени для меня уже было ясно, что удержаться в Керчи мы больше не сможем.

Ульрих: Почему вы все же посчитали возможным не выполнить категорические приказы Ставки?

Кулик: Да, я в этом виноват. Ноу меня не было сил для обороны Керчи.

Щаденко: Нет! У вас было достаточно войск для жесткой обороны Керчи.

Кулик: Я не хотел идти на то, чтобы попасть в окружение с частями, которые, того и ждали, сдадутся в плен противнику.

Щаденко: Вы знали, что вам категорически приказано держать Керчь. Вас вызвал и лично говорил с вами по телефону Верховный главнокомандующий товарищ Сталин. Для вас было ясно, что основная цель вашей поездки — это оборонять Керчь?

Кулик: Да, для меня было ясно, что целью моей поездки было удержать Керчь.

Щаденко: Вы ехали очень долго, несмотря на наличие у вас «дугласа». Вы вполне могли 10-го же ноября прилететь в Керчь.

Кулик: Нет, не мог. Погода была нелетная.

Щаденко: Вы проволынили около трех суток. Только 12-го приехали в Керчь, вместо того, чтобы быть там 10-го же. А когда приехали, то ничего для обороны не сделали, а дали приказ об отходе. Ясно ли для вас, что этот ваш приказ был не в интересах Родины? Если это, как вы утверждаете, не трусость, то это предательство. Вы ведь действовали сознательно?

Кулик: Нет, не трусость и не предательство. Просто я не видел другого выхода. Действовал сознательно.

Щаденко: А когда вы снова получили категорический приказ Ставки оборонять Керчь — вы опять его проигнорировали. Что это — не сознательное предательство?

Кулик: Я не хотел идти на то, чтобы пожертвовать всеми войсками. Решил хоть часть, но вывести.

Бочков: Давно ли вы связаны с немцами?

Кулик: Что за глупости?

Бочков: Повторяю — давно ли вы связаны с немцами?

Кулик: Я понятия не имею.

Бочков: Чем же тогда объяснить, что немцы рассылали по всем фронтам ваши фотокарточки?

Кулик: Откуда я знаю? Мне только известно, что немцы считали, что я со своим адъютантом и женой нахо-жусь у них в тылу и командую якобы партизанским отрядом. Этими данными располагала наша разведка.

Бочков: Подтверждаю, что нам все точно известно. Предлагается вам рассказать все искренне, честно.

Кулик: Откуда? Говорю честно. Разве я могу быть с немцами?

Щаденко: А почему сознательно сдали Керчь немцам?

Кулик: Я здраво оценил силы нашего сопротивления и из этого исходил, принимая решение на отход.

Бочков: В третий раз предлагается вам честно все рассказать о своих связях с немцами.

Кулик: Хоть в тысячный. Говорю честно — «нет».

Снова перерыв на 30 минут. Но продолжался полтора часа.

Ульрих: На следствии вы так показывали: «Приняв по приезде в Керчь решение на отход, я объективно ничего не изменил в создавшейся обстановке, внеся лишь плановость и порядок в сам отход на Тамань». Правильно сформулировано?

Кулик: Я взял в жесткие руки эвакуацию и прикрытие. Я возглавил этот отход.