Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти - [36]
Скобелев привалился к ближайшей сосне, стянул у подбородка отвороты шинели и тут же уснул. Однако и во сне он все куда-то бежал, стрелял и кидал гранаты, слышал назойливый звон пустых гильз, резкие команды на чужом языке и грохот стрельбы. Он просыпался, обнаруживал, что лежит, изумлялся могильной тишине, которую не нарушал храп спящих людей и отдаленный гул боя, где, надо думать, двигались остатки других полков и дивизий. И снова ронял голову на что-то жесткое, скорее всего, на тот же корень сосны, и снова во сне бежал, стрелял и по нему стреляли тоже.
Глава 21
Во второй половине дня в небольшой деревушке генерал Лукин проводил свое последнее совещание с командирами дивизий. В последней радиограмме, подписанной командующим Западным фронтом генералом Жуковым, войскам под командованием генерала Лукина предлагалось соединиться с войсками генералов Ершакова и Ракутина и прорываться вместе с ними южнее Вязьмы, где кольцо окружения будто бы не такое плотное.
— Соединяться нам не с кем, — ронял в тишине тяжелые слова генерал Лукин. Он сидел за столом, положив руки, сцепленные в замок, перед собой, и неотрывно смотрел на них, будто ему стыдно было смотреть в глаза подчиненных ему командиров, которых он взялся вывести к своим, но не сумел это сделать. — Судя по сведениям, которые мы получили от пленных немцев и отбившихся от своих красноармейцев и командиров 20-й, 24-й и 16-й армий, армий этих больше не существует. Я имею в виду как самостоятельных и боеспособных единиц. Где находятся их штабы, нам не известно. Связи с ними нет не только у нас, но и у командования фронтом… — Лукин помолчал и добавил: — К тому же там плохо себе представляют, в каком мы оказались положении. Но вины нашей и наших бойцов в этом нет. Продолжать попытки вырваться оставшимися силами считаю нецелесообразным. Посему приказываю разбиться на отдельные группы, уничтожить всю технику, все, что нельзя унести на себе. Людям раздать остатки продуктов и боеприпасов. Прорываться, думаю, лучше всего на юго-запад, чтобы потом повернуть на юго-восток. Немцы идут за нами следом, части прикрытия долго сдерживать их не смогут. Командиры отдельных подразделений маршрут движения могут выбирать сами… ни с кем не советуясь и никого не ставя в известность. Предположительно мы имеем четыре-пять маршрутов. Какой из них безопаснее всего, не знает и сам господь бог. Желаю вам сохранить своих людей и выйти к своим. Все свободны, — закончил генерал Лукин усталым голосом.
Командиры армий и дивизий подходили к нему по заведенному ранжиру, молча пожимали руку командующему и молча же покидали избу.
Первыми место привала покинули кавалеристы. От кавдивизии осталось не более двух эскадронов, а коней и того меньше. Но безлошадные не хотели отставать от своих, и было видно, как они, держась за стремя, трусят рядом с лошадьми.
Пехота мрачным взглядом проводила конников, затем, разбившись на группы, двинулась следом, постепенно растекаясь по проселкам и лесным тропинкам.
В тот же день в Москве была получена радиограмма:
«тт. Сталину, Шапошникову. тт. Жукову, Коневу, Булганину
Прорваться не удалось, кольцо окончательно стеснено, нет уверенности, что продержимся до темноты. С наступлением темноты буду стремиться прорваться к Ершакову. Артиллерию, боевые машины и все, что невозможно вывести, — уничтожаем.
Болдин, Лукин, Ванеев».
Это была последняя радиограмма генерала Лукина. Через несколько часов, когда рядом останется лишь десятка два бойцов комендантской роты, он сядет в танк КВ, бойцы облепят броню, и танк, сопровождаемый пятью мотоциклами, двинется на юго-восток. Через час группа нарвется на крупную часть противника, танк будет подбит, раненного в ноги, в плечо и грудь генерала немцы вытащат из танка и увезут в неизвестном направлении.
Снег валил хлопьями. В десяти шагах ничего не видно. Под ногами чавкала мокрая земля. Мутные пятна ракет обозначали немецкие позиции, которые преграждали путь на юг — на соединение с Южной группой войск. Или с тем, что от нее осталось.
Генерал, принявший на себя командование остатками двух дивизий, вел их на эти светляки, уверенный, что там, где темно, там им не прорваться. Когда подошли к позициям на два-три броска гранаты, вперед выдвинулись отдельные роты. Одну из них вел за собой лейтенант Скобелев.
Шли тихо, стараясь ни единым звуком не выдать своего присутствия. Затем поползли. Вот уже слышны невнятные голоса, кашель. Иногда мелькнет огонек зажигалки. Шепотом передана команда: «Приготовить гранаты!» Медленно тянутся минуты. Наконец взлетели три красные ракеты. Скобелев вырвал кольцо и бросил гранату — и по всей линии пронесся шквал разрывов, затем темнота родила дружное «Ура!» — и вот они немецкие окопы.
Дальнейшее Скобелев помнит смутно: бежал, стрелял, орал, чтобы свои не перепутали с чужими, а что орал, не так уж и важно. И сзади то же самое накатывалось под треск стрельбы и взрывы гранат. Как долго это длилось — сказать бы не смог. Очнулся — лес, стоят деревья, сзади еще стреляют, но редко, и то в одном месте, то в другом. Неужели прорвались?
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.
Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.
На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.
«Кто любит меня, за мной!» – с этим кличем она первой бросалась в бой. За ней шли, ей верили, ее боготворили самые отчаянные рубаки, не боявшиеся ни бога, ни черта. О ее подвигах слагали легенды. Ее причислили к лику святых и величают Спасительницей Франции. Ее представляют героиней без страха и упрека…На страницах этого романа предстает совсем другая Жанна д’Арк – не обезличенная бесполая святая церковных Житий и не бронзовый памятник, не ведающий ужаса и сомнений, а живая, смертная, совсем юная девушка, которая отчаянно боялась крови и боли, но, преодолевая страх, повела в бой тысячи мужчин.
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".