Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти - [23]
— А что Конев и Буденный?
— Буденного мы не можем найти уже четвертый день, его штаб в Медыне, километрах в двухстах от фронта. Что касается Конева, то туда направлена комиссия ГКО во главе с Ворошиловым. Разбираются. Судя по всему, ему подыскивается замена. Сами понимаете…
— Понимаю. Думаю, что Западный и Резервный фронты надо объединить под единым командованием. Возможно, и Брянский тоже. Это первое. Второе — срочно готовить резервы для Можайской линии обороны. — Жуков выпрямился, пошевелил плечами. — Выделите мне двух-трех офицеров Генштаба для связи, хорошо знающих театр военных действий. Мне нужна машина с хорошей проходимостью. И человек десять охраны — мало ли что. Хорошо бы иметь радиостанцию, но это слишком громоздко.
— Машины и охрана уже вас ждут, — подхватил Шапошников. — Офицеры для связи — тоже. Что касается радиостанции, то с этим сложнее. Придется опираться на проводную связь.
— Что ж, поеду, посмотрю на месте. Лучше, как говорится, один раз увидеть, чем десять раз услышать, — без тени улыбки произнес Жуков. Пообещал: — Буду держать с вами связь. По возможности. — Тиснул руку Шапошникову и пошел вон из кабинета.
Шапошников смотрел ему вслед, пока за Жуковым не закрылась дверь. Затем достал из ящика стола порошки, высыпал в рот, налил в стакан воды, запил, поморщился и долго еще стоял перед картой, поглаживая рукой грудь под кителем, — там, где неровно, с перебоями билось его уставшее сердце.
Ах, если бы Сталин внимал его, Шапошникова, предупреждениям! Ведь ясно же было даже по тем отрывочным сведениям, что немцы применили свои излюбленные клещи, охватывая ими армии Западного фронта, сбившиеся на весьма ограниченном пространстве. Но Сталин верит не начальнику Генштаба и его выкладкам, а своей интуиции. Или бог знает, чему там еще. Правда, последние дни он все чаще стал советоваться, слушает внимательно, но мало что понимает в военном деле, и ему всякий раз приходится все разжевывать до мельчайших деталей, как какому-нибудь лейтенанту. Если дела пойдут и дальше таким же образом, беды не миновать. К тому же Сталин ложится поздно, почти под утро, и никто из руководства не ложится раньше его; встает он часа в два по полудни, не выспавшиеся люди вынуждены работать, собирать и осмысливать информацию, принимать решения и ждать, когда Сталин проснется, чтобы эти решения утвердить. Обстановка же на фронтах за это время успевает поменяться, данные оттуда устаревают, а новые поступят только к вечеру, в результате чего мы постоянно запаздываем в принятии ответных мер почти на сутки, потому что ни один вопрос без окончательного утверждения Верховным Главнокомандующим не решается. И ведь не скажешь ему: «Товарищ Сталин, ложитесь спать, как все нормальные люди, и начинайте рабочий день тоже, как все, тогда и решения будут приниматься вовремя».
Борис Михайлович прислушался к своему сердцу: оно иногда начинало упорно толкаться в ребра, о чем-то его предупреждая. Явно — ни о чем хорошем. Надо бы в отставку, но, опять же, Сталин даже слышать об этом не хочет, потому что ему как раз и нужен такой начальник Генштаба, который всегда бы держал руку под козырек.
Борис Михайлович горестно вздохнул и вернулся за свой рабочий стол: вздыхай не вздыхай, а дело прежде всего. Может, с приходом Жукова что-то поменяется решительным образом. Жуков получил неплохую практику под Ельней, хотя в своем рвении окружить немцев и подчинить себе свои же войска, потерявшие чувство ответственности и решительность в борьбе, часто переходил все допустимые нормы, расстреливая за малейшее нарушение дисциплины, за неисполнение его приказов как со стороны рядовых, так и командиров и комиссаров. То же самое он практиковал и в Ленинграде. А перед этим и на Халхин-Голе. Генштаб, разбирая его операции, высказывал довольно существенные замечания, в которых предъявлял генералу претензии к через чур жестким методам его руководства. Но Жуков, судя по всему, не склонен обращать внимание на эти претензии и продолжает в том же духе. Крутой мужик, ничего не скажешь. Хоть и Георгий, но далеко не святой… Впрочем, как ни крути, а в данных условиях только такой командующий и может навести порядок в войсках и заставить командиров всех степеней исполнять свой долг. В гражданскую войну только суровая дисциплина, устанавливаемая в Красной армии комиссарами и ревтрибуналами, плюс обещание райской жизни после победы над белыми, а более всего — заградотряды из китайцев, венгров, австрийцев и еще черт знает из кого помогли удержать армию от развала и добиться победы. А Жуков прошел именно такую школу.
Борис Михайлович вздохнул и придвинул к себе последние сводки с фронтов. Затем вызвал к себе начальника оперативного управления генерала Василевского.
— Прошу вас, Александр Михайлович, доложить, — указал на карту Шапошников, — что у нас новенького на Брянском фронте. Как далеко продвинулся Гудериан?
И Василевский принялся передвигать на большой карте флажки и таблички, обозначающие свои и немецкие армии, корпуса и дивизии, поясняя каждое перемещение флажка или таблички:
— Вторая танковая группа Гудериана продвинулись частью сил еще на несколько десятков километров в сторону Брянска с юга. Просматривается намерение фон Бока окружить войска Брянского фронта ударом с севера частью сил Третьей танковой группы. Основная часть танковых дивизий Гудериана движется в сторону Орла. Далее выход к Туле, чтобы, таким образом, обойти Москву с юга. Почти то же самое происходит в центре и на севере. Четвертая танковая группа, судя по всему, нацелена на Малоярославец. Что касается Третьей танковой группы, то ее задача состоит, судя по всему, в том, чтобы охватить Москву с севера. Правда, в центре значительная часть немецких войск все еще скована нашими армиями западнее Вязьмы. Положение наших армий в этом районе весьма неустойчиво. Если срочно не принять соответствующие меры, то им грозит окружение. Правда, командующий Западным фронтом генерал Конев уверяет, что он делает все возможное, чтобы остановить немцев фланговым ударом с северо-востока. Для этого туда перебрасываются резервы под командованием генерала Рокоссовского…
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".