Женя Журавина - [67]

— Ах, Сережа, Сережа, как мы плохо друг друга знаем! «Высшее», «среднее». Если бы мы жили тем, что дает нам школа, не много бы мы стоили. Цена человеку не в том, что он знает, а в том, что делает, как относится к людям.

— Неужели ты не думаешь о том, что мы должны обеспечить нашего ребенка, создать ему известное положение?

— Сережа, о каком положении ты говоришь? Всякий должен создавать его сам! И детей нужно растить не для того, чтобы они проживали готовое, а чтобы строили лучшую жизнь! Ты говоришь, что будешь защищать диссертацию; а я тебе говорю, что в твоем положении она должна тебя защищать: твои дела, твои заслуги, твои собственные мысли. А ты не желаешь поделиться ими со мной, чтобы я стала твоим последователем, помощником? Представь себе, что сегодня ты просишь «диплом» у жизни, — подумай, сколько она поставит тебе «пятерок» и за что именно! Ты только не сердись, Сережа...

— Перестань! Надоело слушать!

Подобные разговоры стали возникать часто. Обычно расхождение во взглядах начиналось с безобидных вопросов: стоило ли вызывать в школу родителей ученика Смыкова, может ли учительница, идя на урок, подкрашивать губы, — и кончалось «мировыми» вопросами, при этом Женя становилась мягче и добрее, Колесов — суровее и злее.

* * *

Однажды поздно вечером, когда Колесов, готовясь к кандидатскому экзамену, работал у себя в кабинете, Женя, справившись со своими делами, пошла пригласить мужа к ужину.

В школе никого уже не было, и Женя на правах своего человека вошла в кабинет не постучав. Колесов сидел у себя за столом, а рядом, прислонившись щекой к его щеке, сидела Зорина. При появлении Жени оба моментально встали, как встают школьники, когда в класс входит учительница.

Женя после сама удивлялась своему самообладанию.

— Садитесь, дети! — сказала она. — Урок буду вести я.

«Дети» отодвинулись один от другого и послушно сели.

Она подошла ближе к столу.

— Стыдно, дети! Такие большие, а так себя ведете! А что вы днем говорили, когда учили маленьких? Выходит, вы лгали! А лгать нехорошо. Я бы вызвала ваших родителей, да что они с вами сделают, когда вы сами родители? Урок окончен...

Женя вышла из кабинета и, встретив тетю Дашу, попросила ее прийти пораньше помочь уложить вещи.

Сделав несколько шагов, Женя вернулась:

— Тетя Даша, разве вы ничего не замечали?

— Видела, Михайловна, все видела.

— Почему же молчали?

— До поры не хотела тревожить.

— До какой поры?

— Пока грудью кормите. Заволнуетесь — молоко пропадет.

* * *

На другой день вечером приехал Колесов. Он вошел в комнату, когда Женя и Агния Петровна купали ребенка.

— Не подходите, вы с мороза, — остановила его Агния Петровна.

Не снимая пальто, Колесов присел на табуретку.

Процедура купания, как ему показалось, длилась очень долго. И старушечье лицо Агнии Петровны и раскрасневшееся Жени светились радостью. Судя по всему, ребенок чувствовал себя превосходно, и, наблюдая за ним, женщины вовсе не замечали гостя.

— Может быть, можно взглянуть? Я, кажется, отогрелся, — напомнил он о себе.

Ему не ответили. Ребенка завернули в пеленки и отнесли в кроватку.

— Не приглашают раздеваться, попробую сам, — сказал Колесов и снял пальто.

— Здравствуйте, Агния Петровна. Спасибо вам за материнскую заботу.

Агния Петровна не приняла протянутой руки, но Колесов не мог понять, то ли она не заметила, то ли выражала крайнее осуждение.

— Садитесь, — сказала она после паузы и указала на стул. — Поговорить надо. Хотела ехать... Что ж это вы... Выходит, и я повинна в несчастье Жени. А я на вас надеялась. Сватала... Сбивала с толку.

— Да никакого несчастья нет! Это такая взбалмошная голова, от нее всего можно ожидать.

— Э, нет... Вы на ее голову не валите. Эту голову я лучше вашего знаю. Если бы все вносили в жизнь столько добра, сколько она вносит, жить бы да радоваться. А выходит так: она вносит, а вы выносите, и сосуд не наполняется.

Женя уложила девочку и подошла к столу.

— Зачем приехал? Поезжай назад. Говорить нам не о чем! — сказала Женя.

— Вы слышите! Распадается семья, а ей не о чем говорить?!

— Колесов, все ясно. К чему слова? Вы нечестный, грязный человек, и жить с вами я не могу.

— Как ты можешь так говорить. Я член партии! Я воспитан идейным богатством нашей литературы! Мне поручено народом воспитывать более тысячи школьников...

— Бедные школьники! Такие, как ты и Зорина, растлевают, а не воспитывают. Внешне вы хороши, а внутри — грязь. Где тебя по-настоящему проверила партия? Я бы не дала тебе рекомендации.

— Я получил партбилет, идя в наступление. Я кровью подписал свою верность...

— Подписал, да подпись неразборчива.

Женя ушла в смежную комнату, туда же переставила кроватку и закрыла дверь. Колесов замолчал. Заговорила Агния Петровна:

— Как же это вы так? Так много вам дано, и вы так плохо распоряжаетесь полученным? Вы отдаете себе отчет, как это много, как высоко поставила вас партия! Вы понимаете долю вашей личной ответственности? Ведь на вас смотрит не только Женя, не только я. Теперь о Жене. На моих глазах растет человек. Вы разглядели, какой это человек? Вот на нее может положиться и партия, и народ, и друг, и товарищ: не обманет, не покривит душою. Представьте себе, что и она и все другие — так же, как вы... Что бы у нас получилось?