Женя Журавина - [56]

— Достаньте учебники — будет арифметика.

Вечером весь поселок знал, что новенькую учительницу снимают как не справившуюся с работой, что в этот день ее большая радость — освобождение родителей из-под немца — закончилась слезами: обвинили в плохом ведении урока.

В дело вмешались родители: в райком партии была послана делегация, которая потребовала, чтобы учебный год закончила Журавина, к которой уже привыкли ученики и которая, по единодушному мнению родителей, увлекла детей учебной работой.

Женю оставили в школе. Директор перестал посещать уроки. В классе снова воцарилась отличная погода.

На первый урок она приходила до звонка и вместе с учениками отмечала продвижение наших войск на запад. Они сообща переживали поистине счастливые дни. Уроки проходили незаметно, а после уроков начиналась беседа о подвигах героев, о поездке Жени на Запад, на розыски родителей. Эти беседы всегда проходили перед географической картой, которая с каждым днем наполнялась для детей большим содержанием. Отмечая места происходивших боев, припоминали прошлое: битвы Александра Невского, Петра Первого, Кутузова — и с каждым днем все больше познавали Родину.

Личные планы Жени стали достоянием тридцати семей — родителей учащихся; их обсуждали, взвешивали вместе с нею и между собою; некоторые подумывали о том, как собрать ее в дорогу: известно было, что по пути она не сможет ничего приобрести ни для себя, ни для родителей.

Между тем ответа на свои письма Женя не получала, а в личной жизни произошла еще одна перемена: по настоянию Агнии Петровны, которой поручили заведывание райкомхозом, Женю назначили директором школы: снова передавать школу Миляге она не хотела.

Ложкачеву пришлось смириться, стоял вопрос о замене и его самого другим работником.

Большое лето

С фронта приходили радостные вести — победа близилась. Над страной, как весенние грозы, один за другим раскатывались салюты в честь одержанных побед. Люди приободрились. Всякий видел, что и его труд не пропал даром. Оставалось сделать еще одно-два усилия, и кошмар, охвативший землю, кончится; люди и сама земля вздохнут полной грудью. Жизнь после войны по сравнению с той, какой жили в эти годы, представлялась сплошным праздником: свет в домах, который так старательно прятали, победно вспыхнет, появится керосин, большие лампы заменят коптилки, вспыхнет электричество, магазины заполнятся товарами, на поля выйдут машины, к людям вернется радость...

С фронта стали возвращаться люди, пусть это. пока что были инвалиды, но уже и мужской голос звучал в правлениях колхозов, на фермах, на собраниях. Жить стало полегче.

... Население и школьники встретили Женю с радостью, Миляга и его жена — с огорчением: Женя опять становилась на их пути и, как выражался муж, била по карману.

Миляга жил здесь пятнадцать лет. Деревня пришлась ему по душе: лес, река, охотничьи угодья, рыбная ловля, покладистые люди. Практичный человек, обыватель по нутру, он решил, что нашел здесь все, что ему нужно: хороший стол, спокойную жизнь, возможность кое-что отложить про запас.

Сначала школа была маленькой, Миляга занимался в две смены и получал около тысячи рублей, которые некуда было тратить. Года через три, когда подъехали новоселы и количество детей увеличилось, прислали помощницу, также больно ударившую его по карману. И он невзлюбил ее с первого взгляда. Правда, вскоре его отношения несколько изменились.

Новая учительница отрекомендовалась Тамарой Павловной. Это поэтическое имя никак не вязалось с ее внешностью: низкий рост, недевичья полнота, крупные губы. Помощница оказалась на редкость хорошей хозяйкой. В первый же год, до начала занятий, она успела обзавестись тарой, - насолить огурцов, капусты, грибов, засыпать сахаром две огромные бутыли дикого винограда, добавила в них меду и получила довольно крепкий напиток, который, собственно, и решил судьбу Миляги. Сначала он ходил к соседке в гости, затем стал у нее столоваться, а затем стал и мужем, не допуская мысли, что это будет навсегда. Но Тамара Павловна умела запасать впрок не только овощи. Она окружила мужа материнской заботой, и сухонький мальчик располнел и еще больше обленился. Все житейские вопросы решала жена, и он не мог не оценить преимущества семейной жизни. А затем, когда появились один за другим дети, стряхнул лень и ринулся «в наступление по всему фронту»: приобрели корову, домик и двор, а в домике и во дворе оказалось много свободного места, которое постепенно заняли куры, утки, собака, свинья, ружья, велосипед, стенные часы, трюмо и даже барометр. Особенно много приобрели они в годы войны. Из города то и дело наезжали за картошкой, мясом, медом и привозили в обмен отрезы на костюмы, платья, ковры, золотые и серебряные вещи, и многое оседало у Миляги. Иногда привозили и книги — дорогие издания, но к ним у Миляги и его супруги было редкостное равнодушие. Незаметно для самих себя началось сужение интересов, безразличие к общественной жизни. Они теряли не только знания, но и чуткость, начинали работать по шаблону, мало давали и мало спрашивали, но показывали едва ли не самую высокую успеваемость по району. Инспектора заглядывали редко, всегда новые лица, и все оставались довольны, правда, не столько работой в школе, сколько угощением на квартире. Конечно, находили и указывали недостатки, писали акты, но все это были удары кулаком в подушку: кулаку приятно и подушка пышнее. Когда же школа из начальной была преобразована в семилетнюю, Миляга был назначен директором. Заработок резко повысился, работа усложнилась, но знания оставались прежними. В то же время — своя рука владыка — часов Миляга набирал столько, сколько вмещалось в расписание, не забывая и супругу. Молодые, более подготовленные учительницы в школе не задерживались: одни выходили замуж и уезжали из поселка, других, кто. пытался критиковать директора, просто-напросто выживали. Уроки в старших классах как у мужа, так и у жены, сводились к тому, что ученики читали учебники, а затем пересказывали прочитанное.