Женя Журавина - [54]

Женя задержалась в классе и пришла в учительскую только перед звонком на урок, живая, возбужденная, готовая делиться впечатлениями.

— Ну, кажется, дело пойдет, — сообщила она товарищам. — В перемену обступили, дают обещания...

Никто не отозвался, все уткнулись — кто в стол, кто в свои тетрадки. Директор только что говорил:

— Прислали нам горе: не могла справиться с классом — пришлось идти на помощь.

Женя с недоумением обвела своих коллег встревоженными глазами. Молчал и директор, куривший возле окна.

— Они наобещают чего угодно, — сказала наконец пожилая учительница. — Только выполнять не любят...

Женя благодарна была и за это замечание и хотела уже подсесть к ней, но прозвенел звонок, и она поспешила в класс. К ее удивлению, задние парты снова были пустыми, а на передних сидело по три-четыре ученика. На этот раз она «не заметила» нарушения порядка и начала урок:

— Достаньте тетрадки, будем писать.

Часть ребят пересела на свои места, но не все.

— На передних партах тесновато. Кому нет места, с теми я буду заниматься после урока. Давайте их сумки.

Женя собрала ребячьи сумки и положила к себе на стол.

— Ребята, будет диктант! Пишите: «— За мной, ребята! — сказал командир. Храбрые бросились вперед, трусы остались на месте». Расставим знаки препинания.

— Евгения Михайловна! Дайте мне мой портфель, я буду писать.

— Нет! После уроков пойдем к директору, а потом к твоим родителям, и там ты скажешь, что нарушил свое обещание.

— Я больше не буду.

— А можно тебе поверить? Ребята, можно ему поверить?

— Можно!

— Ну хорошо, поверим.

Следующие две перемены она оставалась в своем классе, а после уроков с одним из учеников, Витей Селезневым, который продолжал изводить ее и на третьем и на четвертом уроках, пошла к его родителям.

По пути ученик спросил:

— Вы хотите меня перевоспитать, да?

— Хочу.

— А как?

— Да как сумею.

— Ну ничего же у вас не получится... Меня не такие перевоспитывали...

— А почему не получится?

— Я повышенно возбудимый.

— Кто тебе сказал?

— Ну, все говорят. Я особенный. Это и в характеристике записано, в личном деле. Вы посмотрите. Я сам видел. И мама говорит, что я особенный...

Родители, отец майор и мать домашняя хозяйка, встретили Женю весьма неприветливо.

— Мамочка, вот наша новая учительница. Она будет меня перевоспитывать.

— Опять перевоспитывать.

Мать Вити встала с кушетки. Это была высокая полная женщина в длинном халате и туфлях на босу ногу.

— Что случилось? — обратилась она к учительнице.

— Пока ничего особенного. Я хочу познакомиться с родителями своих учеников, чтобы воспитывать общими силами...

— Ах, мы слышали это уже не раз. За четыре года у Вити сменилась семь учителей. То мы переезжаем, то они уезжают. И все хотят перевоспитывать, но никто не замечает, что он повышенно возбудимый, особенный ребенок. Дома он и развит, и талантлив — душа общества, а в школе не успевает. Папочка, иди сюда. Опять собираются перевоспитывать Витю.

Вошел майор. Он так же, как и жена, одет был по-домашнему: в туфлях, без ремня, с расстегнутым воротником гимнастерки, открывавшим волосатую грудь.

— Нуте-с, что скажете?

Майор окатил Женю холодным снисходительным взглядом, и она впервые почувствовала, как она слаба, как бедно одета, какая сила стоит перед нею: заведующий роно, директор школы, родители...

Женя посмотрела на свои туфли — они утратили первоначальный цвет и форму и превратились в неуклюжие шлепанцы, — бросила взгляд в большое зеркало, стоявшее напротив. Оттуда на нее глянула убогая девчонка с большими испуганными глазами.

— Нуте-с, я вас слушаю.

Женя посмотрела в глаза офицеру и вдруг ощутила, что она — член партии, как, надо полагать, и он; что они равны, а сейчас она даже выше его.

— Что вы все подгоняете: нуте, нуте... Вы даже не предложили мне присесть. А я учительница вашего сына.

Мальчик стоял здесь же и с любопытством наблюдал за всем происходящим.

— Что еще скажете? Садитесь, пожалуйста. — Он пододвинул стул, Женя продолжала стоять.

Она коротко рассказала, как проходили ее уроки, как вел себя Витя, и закончила:

— Вы офицер. Что бы вы сделали, если бы солдаты — ноль внимания на ваш приказ? Скажите это при вашем сыне. Я хочу, чтобы он слышал.

Офицер стоял перед Женей, чуть покачиваясь вперед и назад.

— Все?

— Все.

— Виктор, было это?

— Было, папа. Но ведь я же особенный... повышенно возбудимый. Хочу так, а выходит по-другому. И никак не выходит так...

— Что же вы думаете делать?

— Я хочу поставить вопрос о воспитании детей на вашем партийном собрании. Половина моих учеников — дети ваших сослуживцев.

— Вы... комсомолка?

— Я член партии.

Жена офицера засуетилась:

— Проходите сюда! Присаживайтесь. Сейчас будем чай пить.

— Хорошо. Я займусь воспитанием сына. Виктор! Сидеть за партой как гвоздь! Понятно!

— Понятно, папа.

— Федя, не вмешивайся не в свое дело. Воспитывай своих сержантов.

— Молчать! По-вы-шенно возбудимые... Кто тебе это внушил?

— Мама, а ей какой-то профессор, еще когда жили в Москве.

— Так вот: забудь об этом раз и навсегда. Понятно?

— Понятно, папа.

— Благодарю. Прощайте, — сказал он Жене, посмотрел на сына и жену уничтожающим взглядом и ушел в свой кабинет. Майорша стала приглашать Женю к столу.