Женщина без прошлого - [14]

— Какая кроссовка? — удивился Веня.

— Обыкновенная. Тридцать седьмого размера, не сильно поношенная. Ее, видно, взрывной волной отбросило. А больше ничего не нашли. Ни клочочка! — все разметало.

Веня огорошено почесал затылок:

— А разве так бывает? Чтобы ничего не осталось? Мне дедушка рассказывал, когда главарь тамбовской банды в машине сгорел, его труп по одной обгорелой косточке со следами перелома опознали. Что-нибудь да должно остаться. Ну, хоть пара ребер!

— Сам видишь, — развел руками Цыпляев, кивая на кучу мятого зазубренного железа.

— А на кроссовку можно взглянуть?

— Зачем? И чего ты в нее уперся? — вдруг обиделся Цыпляев. — Это что, твоя личная, персональная кроссовка или твоей жены? Ну, кроссовка и кроссовка… Может, она вообще не ее была. И потом, не кроссовкой, как говорится, единой жив человек.

Здесь мы опустим рассуждения Цыпляева о кроссовках вообще и в частности, об их роли в жизни индивидуума и сакральном смысле самого этого понятия — рассуждения, безусловно, интересные и способные много дать исследователю человеческой природы, но мало относящиеся к сути происходящего, тем более что уже и Веня самовольно влез на груду искореженного металла, и уже пальцем очищал какую-то железку от пыли и копоти, и с бумажкой сверялся, и лоб недоуменно морщил, и губу подозрительно выпячивал, и беспомощно взглядывал на своего спутника, почти окончательно погрузившегося в интересные, хотя и чреватые заблуждениями измышления.

— С другой стороны, — самозабвенно рассуждал Цыпляев, — правообладание кроссовкой, несомненно, есть вещь, несущая в себе все имманентные признаки экзистенции, из чего можно заключить, что…

— Слушай, а идентификационный номер не совпадает! — воскликнул Веня, невежливо перебивая друга. — В протоколе осмотра транспортного средства последняя цифра «шесть», а здесь «восемь». И глубина вдавливания знака поменьше будет, и двойной контур наблюдается… Похоже, будто у шестерки хвостик дорисовали!

Цыпляев поперхнулся, неохотно прерывая свои рассуждения, и гневно плюнул на кончик искуренной сигареты:

— Номера небось перебиты. Плевое дело, такое на каждом шагу случается. Или, может, в протоколе чего напутали? Бывает — текучка, горячка, запарка, цейтнот, пора отпусков… Да только ей… — Цыпляев выразительно поднял глаза к небесам, где, очевидно, и находилась упоминаемая им особа. — Только ей-то от этого не легче. Не все ли ей равно, в какой тачке гореть — в угонной или в «чистой»?

— Ей-то все равно, — согласился Веня. — Да только странно это все. На первый взгляд криминала никакого, а идентификационный номер перебит… Однако и на убийство не тянет. Даже не знаю, как браться за дело и браться ли вообще. Я-то надеялся на подпиленную рулевую рейку или на поврежденные тормозные шланги, чтобы прямиком на душегубство выйти, а тут — ничего. Как будто Муханов и не убивал своей жены, как я надеялся, а она сама добровольно на тот свет сверзилась…

Цыпляев покровительственно похлопал приятеля по плечу:

— Думай, Веня, соображай… Пусть среди нас, твоих коллег, ты всегда отличался повышенной тупостью, а иначе нипочем не открыл бы свою гиблую контору, — но ведь и тебе тоже может повезти. Говорят, фортуна любит тупых. Например, меня она никогда не обходит.

— Только на это и надеюсь, — вздохнул Веня.

— Когда мы тамбовскую банду искали, — заметил дедушка, выслушав отчет внука, — тогда тоже дорожное происшествие учинилось вне всякой логики событий. Один важный для следствия подозреваемый на машине попал в аварию, столкнувшись при этом, прошу заметить, с потерпевшим. И оба насмерть. В лепешку. Вдрабадан. Ну, мы думали, не иначе что-то криминальное между ними стряслось. Может быть, подозреваемый хотел таким образом избавиться от потерпевшего или потерпевший возмечтал таким способом поквитаться с подозреваемым. Или, думали, может, дуэль на транспортных средствах между ними свершилась. Но оказалось ни то, ни другое, ни третье — чистая случайность, банальное столкновение. Оказалось, подозреваемый не знал, что перед ним потерпевший, а потерпевший ни сном ни духом не ведал, кто таков подозреваемый и что он вообще в чем-то подозреваем. Вот такая была печальная петрушка, полтора месяца коту под хвост…

— Да, но тут совсем другой коленкор, — возразил Веня. — Дорога — что твой бумажный лист, чистая и гладкая, машина — новенькая и исправная, вокруг — ни одного свидетеля… Нет, кажется, зря я открыл агентство. Ребра крушить здесь некому и не за что, а больше я ничего не умею. Да, в милиции служить не в пример лучше. Ханурика тебе приводят — а ты его по сусалу, а потом по хлебалу, а потом просто-напросто дашь пару раз по морде — и дело в шляпе. И никакого шевеления извилинами, от которого у меня мозги тухнут, и никаких дамочек с гипнотическими бородавками, которые невероятных вещей требуют…

— Не печалься, — успокоил его проницательный дед. — Будут тебе и ребра — с течением времени.

Солнце стекало по крышам домов и обрушивалось на прохожих, лениво скользивших в обманчиво густой тени домов. Птицы нехотя шевелили крыльями, ловя восходящие потоки воздуха, и, казалось, тоже валились в обморок от нестерпимого зноя. В такую теплынь не то что работать, дышать лень, мысленно стонал Веня, передвигаясь короткими перебежками от одного павильона — «Соки-воды и пиво» к другому — «Пиво-водка холодные в розлив».