Вечером второго июля общежитие опустело. Первый этаж был сдан в аренду банку, на втором помещалась фирма, торговавшая обувью; на третьем располагались комнаты кастелянши, коменданта, комнатка, где спали по очереди вахтеры, а также паспортистка. Остальные помещения на этаже занимали студенты-заочники во время сессий, но сейчас их, конечно, не было. Четвертый этаж тоже почти опустел – те немногие студенты, которые остались в здании на лето, предпочли поселиться неподалеку друг от друга и воспользовались комнатами своих знакомых на пятом этаже. Вот там-то, на кухне, и разговаривали две девушки. Одна присела на отключенную газовую плиту и курила, пуская дым в потолок, другая стирала в раковине белье и злобно говорила.
– Свинья наш ректор! Жалко ему, что ли, если мы тут поживем! Отрубить свет, надо же догадаться!
– Ну-ну, – меланхолично вздыхала ее подруга, выпуская толстую струю дыма из накрашенных губ. – Чего ты удивляешься, он нас, иногородних, за людей не считает! А между прочим, сам, как и ты, – из Рязани… Только предпочел об этом забыть… Но ты, Наташка, тоже хороша…
– Что? – злобно откликнулась та.
– А то… Сколько можно тянуть? Когда на аборт ляжешь?
– Когда смогу… – убито ответила Наташа, бросая белье и вытирая лоб мокрой рукой. Это была совсем молоденькая девушка – пухленькая, хорошенькая, с детским взглядом прозрачных голубых глаз. На ней был надет старый фланелевый халатик, под которым уже явственно выделялся живот. – Я не хочу аборт, Маринка, пойми! Они из меня все нутро выскребут… Страшно…
– А ты чего хочешь? – прищурилась та.
– Искусственные роды… – жалобно сказала Наташа.
– Езжала бы домой да сказала все матери, – фыркнула Марина. – Ну не убьет ведь она тебя!
– Она – нет… – хмуро ответила Наташа. – А если отчим узнает…
– Ну и кто он тебе? Отчим… Ведь не отец!
– Он ко мне и так жутко относится… – Наташа снова принялась за белье, она яростно терла его в тазике, русая коса упала в воду, и Наташа отбросила ее за спину. – Убьет он меня, если узнает… Рязань – город небольшой, пойдут слухи, мать от позора умрет…
– Да что у тебя за трагедии такие! – возмутилась подруга. – Умрет, убьет… Как ведь бывает – покричат, покричат и успокоятся… А ты хоть спокойно сделаешь свое дело в больнице… Ну а вдруг осложнения? Кто к тебе в больницу-то придет?
– Да ты хотя бы…
– Я тебе апельсин паршивый не смогу принести… – проворчала Марина. – На сигареты не хватает, домой поехать не могу, а до Челябинска двое суток… Пешком не побежишь. А я бы на твоем месте нашла этого сволочного папашку.. – Она кивнула на живот Наташи. – Нашла бы и отпинала как следует…
– Ты бы нашла, а я… – У Наташи вдруг задрожали губы, она бросила белье и отвернулась к окну. – Я даже если бы его увидела, ничего бы не сказала…
– Любишь его, что ли? – издевательски поинтересовалась Марина.
– Ненавижу! – Наташа не отрывала глаза от окна. – Ненавижу, себя отпинать готова. И знала ведь… Знала, что женат, что ребенок у него, и зачем я это сделала?
– С твоей фигуркой и с твоим личиком… Ты могла бы классного жениха найти… Это я, кобыла… – Она провела руками по своим широким костистым бедрам. – А ты цветочек… На кой черт тебе был этот замызганный араб? Он ведь даже никогда не мылся… И не противно было?
– Тогда – нет, – коротко ответила Наташа, – теперь – да.
Марина тихонько запела, покачивая ногой и щуря густо подведенные глаза. Потом оборвала пение и спросила:
– Сегодня посидим у Пашки? Он вроде собрался стол устроить… Нашел новую работу на автостоянке… Устраиваются же как-то мужики… Это мы, дуры несчастные, маемся на стипендию…
– Не пойду я. – Наташа вылила мыльную воду из таза. – Мне уже не до гулянок… Спрятаться бы в комнате до самой больницы, чтобы никого не видеть и не слышать…
– Чем больше будешь убиваться, тем меньше толку… Что ты теперь – не человек? Пить можешь спокойно – не рожать. Ребенку уже все равно, он заранее мертвый.
– Замолчи!
– Почему? – Марина оскорбленно поджала губы. – Ты из себя недотрогу не строй, пожалуйста… Я тоже аборт делала!
Наташа собрала отжатое белье в таз, подхватила и молча вышла из кухни. Ее комната была в самом конце коридора, она торопливо вошла и заперлась изнутри, оставив ключ в замке.
Плакала она долго, горько, и было ей как никогда больно и одиноко в этой грязной общаге, в комнатке с ободранными обоями, немытым окном и старой мебелью. Потом Наташа вытерла слезы полотенцем, развесила белье на веревке, протянутой через комнату, напилась холодной воды из чайника и задумалась. Она прожила в Москве уже четыре года, но несколько раз в году обязательно ездила домой, к маме в Рязань. Билеты недорогие, ехать недалеко, и какие-то деньги у Наташи всегда были – мать давала, да еще присылала с оказией продукты… От отчима, конечно, Наташа никаких денег не видала, но все равно жила неплохо – ведь единственный ребенок в семье… Да, она хорошо устроилась в Москве! Как ей повезло с комнатой – полагалось селиться по двое, но соседка сразу переселилась к сестре, которая давно жила в Москве, и приходила раз в полгода – оставить какие-то вещи или забрать… Учеба давалась Наташе легко – институт был гуманитарного профиля, и требовалось только одно – много читать и грамотно писать… Мать гордилась ею, и даже отчим, казалось, стал добрее – ведь падчерица сгинула с глаз. Еще на первом курсе случилась с нею короткая любовная история, о которой она вспоминала как о странном сне – зачем все это было и к чему? Парня этого она не любила, да и он не говорил о безумной любви – просто уступила, потому что вдруг стало лень отказываться… Закончилось все очень скоро и без последствий – он пользовался презервативами, за что Наташа была ему очень благодарна… После этого она совсем успокоилась и решила даже, что следующим мужчиной будет муж… И вот накануне последнего Нового года…
