Женечка, Женька и Евгеша - [28]
Я уже допёр, что надо было попросить разрешения пришить пуговицу. Теперь поздно, остаётся только долдонить, что она оторвалась. А у него сейчас клапан сорвёт: как же, приказание не выполняют! Во, макарон!
Рота стоит под окном штаба части, на вопли старшины вышел дежурный. Наверно, ему забавно было этот концерт досмотреть, как смотрят его из окна второго этажа дежурный по роте Женечка и дневальный Женька. Он бы, наверно, позабавлялся, но в столовую надо приходить по расписанию. Подошёл: «Погодите, старшина.» - и ко мне: - «Пришить пуговицу, три минуты. Время!»
Галопом в казарму на второй этаж, там меня встречает Женька с заострённой спичкой. Протыкает воротник, вдевает ушко пуговицы, опять протыкает воротник. Всё! Галопом назад. «Товарищ капитан, Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй.» Капитан разрешает. Старшина командует, и помкомвзвода старший сержант Завалишин ведёт роту в столовую.
Я знаю, что старшина ещё не раз напомнит мне эту пуговицу. Причин много. Отсутствие находчивости, неспособность быстро ориентироваться, невыполнение приказания старшего по званию, тупое упрямство, неспособность признавать свои ошибки и тэдэ.
Да и пошёл он по холодку, пока трамваи ходят.
В начале лета нас посетила Заглада. Сейчас трудно объяснить, кем она была. А вот пятьдесят с лишним лет назад её знала вся страна. Даже у Высоцкого было: «Он был стахановец, гагановец, загладовец…» Если коротко, это была украинская колхозница, поднятая на щит Хрущёвым и компанией. Она моталась по стране с призывом работать честно, относиться ко всему честно, без обмана. С этим она появилась и в нашей дивизии.
Нас построили на плацу, она стояла рядом с Командиром на трибуне. Больше десяти тысяч человек. Полками, побатальонно. В парадных мундирах. На жаре. Представляете, да? С боевыми знамёнами.
Она с трибуны тоненьким голосочком: «Сыночки, дорогие! Служите честно, слушайте командиров!...» И так далее в том же духе. А мы в десять тысяч глоток: «Ура! Ура! Ура!» Да это фиг с ним. Повели её показывать боевую технику. А как же, по полной программе! И ей не понравилось, что окраска танков матовая. Потому что, мол, должны блестеть наши грозные танки! Чтоб, значит, враг издалека видел и заранее боялся. Ну а как иначе! И мы смоченными в масле тряпками протирали машины, чтобы окраска бликовала.
Повезли её показывать летний лагерь. И всё бы хорошо, да не понравился ей лесной беспорядок. Почему в лесу везде валяются сосновые шишки и иголки прямо - таки толстым слоем? Значит, давно не убирают в лесу. А нехорошо. Думаете, треплюсь? Нет. Всё так и было, и потому мы, наплевав на все дела, собрали все иголки и шишки в лагере и округе, выкопали танком огромную траншею (хорошо, не вручную, а вполне могли бы), засыпали в неё всё это, утрамбовали танком же и завалили землёй.
Ну а вскоре прибыл кто-то из высших чинов и обалдел от бликующей окраски боевой техники. Что было! А потом начальство узрело лес без шишек и иголок и рассвирепело. Так мы, опять же забросив всё, перекрашивали всю технику и из соседнего леса привезли и разбросали шишки - иголки.
Пожалуй, это был наибольший из армейских идиотизмов за все три года службы. Только мы уже к тому времени научились. Поняли службу. У англичан, я читал, говорят: всему, что движется, отдай честь; всё, что не движется, покрась. Тоже ведь понимают службу англичане.
Да и потом, если гражданские суют нос в армейские дела, всегда получается идиотизм вроде этого.
Лето мы провели в летнем лагере. Палатки, комары. От комаров мы спасались тлеющими сосновыми шишками в продырявленных консервных банках. Мазались дибутилфталатом с тем же успехом.
К нам прислали около взвода студентов-медиков для прохождения военно-учебных сборов и принятия присяги перед госэкаменами. К нам они относились с демонстративным презрением: они себя считали уже врачами, а мы были в их глазах жалкими солдафонами. Людьми недалёкого ума, которым пришлось тянуть лямку.
Чтобы они понюхали «тяготы и лишения воинской службы», их сунули в кухонный наряд. Дежурным с ними пошёл я, мы тогда уже ходили в наряды в качестве сержантов.
Ужин прошёл нормально, я с поварами и двумя студентами пошёл получать продукты на завтрак, а когда вернулся, увидел, что все студенты ходят в тапочках. (Они все привезли с собой тапочки, чтобы вечером, “после службы”, ходить «по-домашнему», хи-хи-с.) Спросил, где сапоги. А вон, говорят, и показывают: под окном около двух десятков пар кирзачей. А портянки? В котле варятся, говорят. Подошёл, посмотрел. В самом деле, в суповом котле портянок куча. И рядом стоит студент с палкой и перемешивает портянки.
Я взвыл: «Да вы что, парни, ох…ли, что ли?! Немедленно выбросите это дерьмо и прокипятите котёл!» Да ты, говорят, просто тупой, это же дезинфекция, мы же врачи. Не можем же мы целыми днями ходить в портянках, как солдафоны. Портянки же воняют.
Не знаю, чем бы это кончилось, да пришёл дежурный по части с обходом. В чём дело, что за шум, а драки нет? С шуточкой, весело ему. Показал ему портянки в котле – и он сразу стал красным от злости. «Вы с ума сошли, что вы делаете, почему не выполняете распоряжений дежурного?» А те ему по-новой о том, что они врачи и это гигиеническая процедура. А этот всё палкой портянки перемешивает. Дежурный на повышенных тонах: «Я вас арестую за нарушение воинской дисциплины, отправлю на гауптвахту!» И всякие трали-вали. При том, что арестовать их он не имеет права, они присягу не принимали. И он об этом знает. А что делать, наряд менять после ужина?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.